Лунная дорога

Владимир Трошин

       Мы стояли, обнявшись, у самого края пропасти. Позади остались склоны, покрытые снегом и льдом; позади остался страх перед скалами, азарт; камни, норовящие сорваться вместе с тобой вниз; лед, на котором почти невозможно удержаться. Позади ветер, пронизывающий холод, снег, забивающийся за воротник...
       Позади несколько безумных часов, когда мы с Илайей забирались на вершину скалы, гонимые лишь только желанием увидеть нашу долину с высоты птичьего полета. Все позади. Мы вышли рано утром, когда солнце только-только выглянуло из-за окружающих долину скал - куда как более высоких, нежели та, на вершине которой мы сейчас стояли - но теперь солнце готово было снова скрыться за горизонтом, и небо ярко полыхало в его закатных лучах.
       Снег искрился, переливаясь всеми цветами радуги, так что вся долина пылала необычайно красивыми огнями. Зрелище было столь красивое и захватывающее, что мы стояли, боясь произнести хоть слово, как будто любой посторонний звук мог разрушить открывающееся перед нами великолепие.
       Солнце медленно скрылось за горизонтом, но еще долго небо полыхало, а снег, отзываясь, переливался множеством цветов и оттенков. И только когда небо погасло, и на нем стали проглядывать звезды, я очнулся. Илайя стояла, не шевелясь, прижавшись ко мне, положив голову мне на плечо. Она все еще была во власти ослепительного буйства красок, чуда, которое называется закат. И закат действительно был прекрасен - закат солнца у нас, в горах, зимой, когда смотришь на него с высоты птичьего полета, и тем более - когда рядом с тобой стоит та, которую ты любишь.
       -- Илайя... - прошептал я едва слышно, - я люблю тебя...
       Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, покраснела, а потом улыбнулась. И от ее улыбки мне захотелось кричать от счастья. Я подхватил ее на руки и в приступе какого-то сумасшествия закружился с ней прямо у самого края пропасти.
       -- Э-ге-гей! - закричал я изо всех сил. Мой голос еще долго откликался эхом в горах, а Илайя изо всех сил колотила по мне своими кулачками:
       -- Сумасшедший! Здесь же пропасть, свалимся! - я почувствовал, как сильно бьется ее сердечко. Осторожно я поставил ее на землю и только тут понял, насколько же близко мы были к краю. Меня охватил жгучий стыд; действительно, мы могли свалиться, а ведь это верная гибель.
       -- Извини, - пробормотал я голосом, полным раскаянья. Но она вдруг обняла меня, наклонила к себе мою голову и поцеловала в самые губы.
       -- Я тебя тоже люблю, - прошептала она едва слышно. От страха не осталось и следа, она с нежностью смотрела на меня, а в глазах светились яркие искорки. - Тим... Спасибо тебе, что ты привел меня сюда. Спасибо.
       Больше не требовалось слов. Волшебный вечер и безумно красивый закат сделали нас гораздо ближе друг к другу. Мы снова стояли, обнявшись, на вершине скалы, у самого края. Мы готовы были простоять здесь всю ночь. Не страшны были ни холод, ни ветер, ни снег.
       Подул ветер, и на небе показалась луна, до того скрытая облаками. Ее призрачный голубоватый свет затопил долину, и снег снова заискрился, но теперь это был другой свет - странный, таинственный, загадочный, - но уже только этим манящий к себе. Воистину, сегодня была ночь волшебства!
       Внезапно над долиной пронесся жуткий вой. Я похолодел, а рука инстинктивно потянулась к оберегу, защищающему от злых духов. Кто это? Волк? Но волк не может ТАК выть. Словно сама смерть выла, оплакивая умерших.
       Я оглянулся к Илайе - и замер. Волосы зашевелились на моей голове, когда я увидел ее смертельно побледневшее лицо.
       -- Что с тобой? - спросил я, охваченный страхом. Страхом за Илайю. Услышав мой голос, она зашаталась и едва не упала, но я успел ее подхватить. Осторожно усадив ее в снег, я прижал ее к себе, стараясь успокоить словами, но она словно не слышала меня, а только мелко дрожала, будто от холода. Или от страха.
       -- Не бойся, милая, я рядом, все образуется, сюда никто не сможет забраться, все будет хорошо, вот увидишь... - я говорил, не останавливаясь, пытаясь словами, ласковым голосом успокоить ее, но она продолжала дрожать, никак не реагируя на мои слова.
       И вдруг ее словно прорвало: она стала говорить. Говорить, глотая слова; говорить так быстро, как будто она хотела сказать очень много и боялась, что не успеет:
       -- Это... это - давно... Я... я думала, что это закончилось... Я не хочу снова... Я не хочу... животное... Люблю... хочу с тобой... всегда рядом... Не могу... страшно... это страшно... и больно... снова и снова... всегда, когда светит луна... полная луна... Но уже давно... давно не было... я человек... но я не могу... почему?.. мне страшно... одна... страшно... - глаза ее, полные боли, смотрели куда-то сквозь меня. Ее губы задрожали, и она произнесла еще несколько слов; произнесла так, словно слова ей давались с огромным трудом: - Но это... снова... вернулось...
       Дикий ужас, что исходил от нее, стал проникать в меня. Я никак не мог понять, откуда исходит опасность, но от этого ужас сковывал меня еще сильнее. От него я начал задыхаться, но еще страшнее было смотреть на перепуганное лицо Илайи. Я просто физически ощущал ее страх, всем своим телом; он словно бы вытекал из нее волнами, обволакивая все вокруг.
       И тут наступила тишина; тишина настолько глубокая, что могло показаться - весь мир умер. И во внезапно наступившей тишине вновь послышался вой. Жуткий вой - от таких звуков кровь застывала в жилах, а от безумного ужаса исчезала всякая воля к сопротивлению; так не мог выть даже матерый волк. Дикий вой, который мог принадлежать лишь только оборотню.
       Внезапно Илайя словно взбесилась. Она оттолкнула меня с такой силой, что я, не удержавшись, упал на спину, и в глазах на мгновение потемнело. Зрение быстро вернулось, я не успел даже приподняться, но то, что я увидел, повергло меня в дикий ужас: Илайя каталась по снегу, царапая пальцами проглядывающие из-под снега камни, а ее тело странным образом стало меняться. Она обрастала шерстью, лицо вытягивалось, превращаясь в звериную морду, руки и ноги все больше становились похожими на волчьи лапы...
       Сколько это продолжалось, я не знаю. Быть может, всего несколько секунд, а может и несколько часов. Я перестал воспринимать окружающий мир, видя только то, что происходило прямо передо мной. Но когда страшная метаморфоза закончилась, передо мной стояла матерая волчица. Оборотень. Это не укладывалось в голове, я отказывался верить тому, что вижу, пытаясь убедить себя, что все это - дурной сон, что нужно лишь проснуться и морок спадет, а Илайя - настоящая Илайя - окажется рядом и все вернется на свои места.
       Но сон не проходил. Волчица сидела прямо передо мной, не шевелясь, лишь только часто-часто дыша. И вдруг она подняла морду к небу, в сторону огромной луны, которая теперь почему-то казалась не бледно-голубой, а скорее кроваво красной; подняла морду и завыла. И снова я слышал жуткий вой оборотня - в третий раз за сегодняшнюю ночь.
       Мне показалось, что я оглох. "Илайя!" - закричал я, не слыша собственного голоса. А, может быть, мне только показалось, что я закричал? Но волчица обернулась, медленно и бесшумно подошла ко мне и посмотрела мне прямо в глаза. Я невольно отшатнулся, но не смог отвести взгляда от ее огромных глаз, полных такой горечи и тоски, что мне тоже захотелось завыть, завыть от охватившей меня безысходности.
       А потом она провела лапой по снегу, вздохнула как-то по-человечески и... Я бросился к ней, но не успел - изо всех сил оттолкнувшись, она прыгнула прямо в пропасть.
       -- Не-ет! - отчаянно закричал я, но сделать было уже ничего невозможно - никто не сможет выжить, упав с такой высоты. Никто.
       Мои ноги подкосились и я сел в снег. И тут перед своими глазами, прямо в снегу, я увидел рисунок. Так бы нарисовал ребенок. Так бы нарисовала волчья лапа, лишенная человеческих пальцев. На снегу был нарисован знак смерти.
       Ошеломленный происшедшим, я еще долго сидел на краю пропасти. Пропасти, с которой спрыгнул оборотень. Пропасти, в которую упала Илайя...
       Выжить, упав с такой высоты, невозможно. Я знал это наверняка, но все равно, поднявшись, подошел так близко к краю, что у меня закружилась голова. "Илайя..." Не было сил даже думать, я был опустошен и раздавлен. Илайя; та, которую я так люблю, люблю больше жизни; но стоит ли теперь жить?
       Я поднял голову вверх и посмотрел на луну. Теперь она светила каким-то мертвенно-бледным светом. Свет смерти - именно он и убил Илайю.
       Что ж. Луна убила мою любовь, так пусть забирает еще и меня. Я снова посмотрел вниз, в пропасть. Там, внизу, на камнях, лежит та, которую я любил...
       Подняв голову, я посмотрел в небо - в последний раз. И тут мне показалось, что от луны прямо к вершине, на которой я стоял, протянулась едва заметная, призрачная дорога. "Призрачная дорога. Дорога призраков". Я грустно усмехнулся: передо мной была дорога в никуда. Дорога к собственной смерти. Но зато теперь я знаю, куда мне идти.
       Зажмурившись, я сделал шаг вперед, в пропасть; я сделал шаг по своей лунной дороге.

       Если вы хотите выразить свое мнение по этому тексту, вы можете добавить свой отзыв на специальную страничку.
       Авторам всегда приятно получать ответную реакцию читателей на свои тексты. И не суть важно, восторженные ли это отзывы, либо критические замечания, главное, что текст не остался незамеченым среди других.