Чок
Анастасия Синкевич
В бильярде я профан. Попасть по шару могу, а вот что из этого получится, это вопрос. Увлекает сам процесс. Процесс не столько игры, сколько наблюдения за таковой.
Кий. Удар. Шары полетели по зеленому полю. Три лампы над полем, словно из параллельного мира три солнца. Три безмятежных, холодных солнца на один маленький мир. Мир полон красок и в мире осень.
Властелин шаров Бог мира. Улыбка лишь на кончике губ и тонкие руки, сжимающие кий. Кто вылетит первым? Чок.
Листья по полю и красному не повезло. Другие жмутся к краю. А вдруг пронесет? Лишь черный вальяжно разлегся по центру. Черным всегда везет, как в нашем мире Надежде, которая умирает последней. Интересно, это наказание или приз -- умереть последним? Наблюдать, как пустеет поле и, словно чумного, тебя обходят стороной другие. Обходят осторожно, чтобы не задеть, и дать выжить. Обходят виртуозно, что бы умереть или... Чок.
Бог снова встал в стойку. Три солнца над головой и кий. Рука подобна луку. Еще секунда...
Полосатый любил жить долго. Умирать часто привыкли все, а вот любить жить многие устали. Вон тот в углу у лузы, на самом краю, уже обречен. Если Бог будет милостив, то оставит его напоследок. Если Бог не в настроении, то тьма сменит зелень. Настроение Бога закон, но так хочется жить. Чок.
Полосатый не верит, ведь он "безнадежный", слепой и вообще не в фаворе. Полосатый кричит "не надо", а братья вздыхают, "не нас" и лишь на последнем обороте к смерти, когда весь мир приближается к краю, хватает частичкой себя другого. Другого, такого как он, но все же... Удача. Другой в неизвестность, а он, полосатый, все еще видит три солнца и Бога. Можно вздохнуть.
Бог курит табак и смотрит на поле. Бог без изъяна и даже в ошибках своих совершенен. Чок.
Осталось так мало листьев. Чок.
Лето сменяет осень. Чок.
Три солнца не греют, но все же. Чок.
Над полем дым сигареты и тишина. Кто-то ушел в неизвестность, а черный закрыл глаза. Так больно смотреть, когда все меньше и меньше братьев. Так больно лежать и ждать когда придут за тобой. Так больно прощаться со всеми, и пусть, по Божьим законам они все на войне и в этой войне погибнут... он тоже. Два брата осталось. Кто первый умрет -- счастливчик! У каждого шансы равны. Лишь Бог в мастерстве отдает предпочтение тому, что дальше. Тень кия, как коршун ложится на стол. Прощальная песня споется, начавшись со звонкого... Чок.
Черный один и лето пришло в этот мир. Так странно, от зелени режет в глазах. По холоду поля и тишине, черный понял, время пришло. Интересно, как умирали другие? Что видели в миг, когда пролетали по полю, и что их толкало туда, за горизонт. Бог, кий, судьба? Предрешенность.
Белый лег рядом. Где-то в далеком сознании черный помнил о нем, но эти воспоминания были на уровне подкорки. Белый был и посланником Бога, и Судьбой и еще кем-то или чем-то, что видит каждый шар, перед тем как уйти. Белый, счастливчик белый, был рядом. И стало ясно -- ему еще тяжелее. Если каждый из шаров умирал, то белый жил вечно, что бы разбивать, забивать, убивать. Белому было еще хуже, чем ему, черному. Черный не почувствовал ни горечи, ни обиды, ни сожаления, а только печаль. Когда он, черный, уйдет в небытие, на этом зелени лета будет только он, белый, одинокий, несущий свое "ка" и ему будет намного хуже, чем все остальным. Белый не был ни хорошим, ни плохим. Он просто был. Жить вечно есть наказание. Черный зажмурился... Чок.
Бог докурил сигарету. Впервые улыбнулся, партия прошла успешно, выключил солнца, сложил в чехол кий и катнул белый шар по столу.
До завтра.
Птичку... Ой, то есть, шарики жалко! (всхлип)
Елена Славникова,
16 февраля 2001 г.
