Из сборника "Ослик, надобный Господу"

1

"Затмение", ор. 2

Н.Р.

Так однажды не встретились, хоть и условились быть
в восемь вечера подле нестроящегося дома
(вариант: слишком многое следовало б забыть,
кабы сердце-предатель не плакало после погрома).

Докури сигарету и погляди-ка в окно.
Год назад, как сегодня, вползали лиловые тени -
неотступные спутники поздней весны. Суждено
пережить и сумятицу нынешних несовпадений.

Где гараж, там оставить авто не составит труда,
только жить в тех краях -- что плевать против сильного ветра.
В гардеробе отыщется шарф, а на небе звезда,
но себя не сыскать, и от этого скомкались нервы.

На развалины храма удобно носить тополям
жертву малую пряжи от семечек легкого пуха.
Может, кто уцелеет -- и веткой махнет кораблям,
что, несомы водою, сиреной царапают ухо.

Восемь вечера, ночь и прозренье слепых фонарей.
Комбинат уморился ворочать каленым железом.
Отряхнувшись машин, казематов, природа резвей
поспешит напоиться дыханьем весеннего леса.

Так -- не встретились. Что же: попробуем снова дружить
с тихой музыкой сумерек, с тайной молитвой сердечной.
Нам достанет упрямства отчаянье заворожить
кавалькадой знакомств бестолковых, зато и не вечных.

Разновидные овощи осенью дивно вкусны.
Неключимы рабы, мы не жнем, где и сеяли прежде.
Из невстреч и причуд вьется кружево зыбкой весны,
ищет сквозь загородку протиснуться зелень надежды.

Февраль 1998 г.

* * *

5

Басня о храбром Водолазе

Водолаз затеял в клетке
под водою развлеченье:
прикормить одну Акулу
карамелью и печеньем.

Но Акула-то не дура!
ей подай взамен диеты
мяса с кровью, сердца с болью,
а иначе толка нету

караулить вдоль забора,
скалить челюсти -- кинжалы.
У подводной рыбной ловли
все свои законы жанра.

Знаем: коли, зазевавшись,
Водолаз оставит сердце
и затейливые руки
у Акулы прямо в брюхе -

будет море прямо крови,
бездна крику, уйма боли!
Так играть -- ходить по кромке.
Но зато какие съемки!

Май 1998 г.

* * *

6

Колыбельная

Что собачка говорит?
как собачка лает?
где в окошке снег горит,
огонек мигает?

"Ав", собачка говорит,
"гав", собачка лает.
По домам огонь горит,
а в полях -- мигает.

Потому что далека
в сумерках дорога.
И до времени строка,
прячется, убога.

Спит мой сын и видит сны.
Вырастет хороший
и на фотках (для тюрьмы)
на двоих похожий.

Сказки, повести, стихи
спят по разным книжкам.
Будет время, и они
встретятся мальчишке.

Звезд никто не зажигал,
вот они и тают.
На рассвете и централ
глаз не открывает.

И капризна, и груба
всякая дорога.
На двоих одна судьба
прячется у Бога.

Июнь 1998 г.

* * *

8

Дайджест отношений, ор. 2

Кому пишу я письма из подвала,
какой из двух? пока не разбираю.
Одна из вас расчетлива бывала,
но от подсчетов бегала другая.

Обеим вам заведомо попало.
Хвативши бормотухи мимо края,
одна из вас калекою бывала,
а по аптекам бегала другая.

Вы обе на ребенке поломались,
как русские в гестапо пианистки.
Одна с квартирой явочной рассталась,
другая все искала компромисса.

Любили обе, обе биты были.
Одна однажды разлюбить пыталась,
но не смогла. Клин вышибают клином.
Сыскать тот клин другая постаралась.

Одна из вас беду в себе жевала;
минуту для реванша выжидая,
она реветь себе не позволяла.
В платочек тихо плакала другая.

Одна берет и режет по живому,
другая исцеляет и латает.
Одна из вас заведует погромом,
жалеть побитых думает другая.

Одну -- храню, другую - еле вижу,
одной -- дышу, другою - подыхаю;
к одной спешу пристроиться поближе,
другую -- без наркоза отсекаю.

Но кто во мне торопится с ответом,
а кто уверен -- гнать коней не стоит?
Здесь гладкого расклада явно нету,
но ясно, что и нас примерно двое.

Один из нас дряхлеет и тупеет,
теряет зубы, время убивает.
Другой живет и чище, и светлее,
и слабостей себе не дозволяет.

Один "во мне" достаточно зависим
от киноснов в объятиях любимых,
от вертких пауков -- примет для писем,
от нежностей, душе необходимых.

Другой берется жить возможно суше,
не квасится, не чает утешенья,
в терпеньи избывает душный ужас,
распад химер, кордебалет крушений.

Один и рад объедками давиться
с обеда прежних радостей, любезно
представленных "тобой". Другой -- срамится,
коль знает, что отходы неполезны.

Один готов улечься чуть не с каждой,
пред юбкой всякой перышки разгладить.
Другой согласен корчиться от жажды,
а не блудить. (И как нам тут поладить?)

Один одной кадит Прекрасной Даме,
другой зовет Неведомого Бога.
Один пылит во второсортной драме,
другой Псалтырь листает понемногу.

Так кто кому -- целительно лекарство,
и кто кому -- убойная отрава?
Искать земли, угла, креста и царства
все четверо невероятно вправе.

Что Гессе -- театр экзистенциальный,
то у меня -- предмет для Чаепитий,
для редких встреч в буфете привокзальном
перед ладьи Хароновой прибытьем.

Там Мафилькин салаты доедает,
там Волк в Гермину тычет нож спросонья,
Седок сидит, Калерия рыдает,
а Пабло режет драз на саксофоне.

Так кто прозаик? вероятно, двое.
Читательницы? обе, однозначно.
Примите, "дамы", исповедь "героев";
она не мрачна: этим и удачна.

Июнь 1998 г.

* * *

12

Сны

Если сплю без видений, твержу себе: подождем
до ближайшей попутной станции, сиречь весны;
вот тогда на усталую метеоритным дождем
опрокинутся позавчерашние сны -

так трудящиеся, горячась в соседнем купе,
оставляют оскомину долгие день-полтора.
Песнопенье про валенки обречено на успех,
коли мордой в салат, а соседи кричат ура.

Июль 1998 г.

* * *

16

После

Где встанет воля и не станет "Нины",
там воцарятся снег и тишина.
Сквозь зимний сумрак улицы пустынной,
слепой от нетревоженного сна,

проступит абрис: но неочевидный,
безвредный, как уснувшая мечта,
бесплотный, как товар малоликвидный
никчемных слов, сползающих с листа.

Там свет не смеет резать по живому.
Там крошево событий не смутит
моей печали. Вдоль аллеи к дому
шальная ветвь зазря не захрустит.

И слезы, так незлы, неядовиты
потянутся по плоскости щеки
за воротник. И инея полипы
с пустых дорог прильнут под каблуки.

Так вот каков ты, отпуск долгожданный
от чужести окрестных лотерей,
от судрожных встреч, едва ль желанных
в пробелах меж квартир и лагерей.

Вчерашних тайн (теперь уже нелепых)
бескормица (вчера еще слыла
спасением, души насущным хлебом)
в орнаменте из форменного зла -

осыплется нелепою лепниной
с фронтонов покосившихся руин,
и ляжет вечер, ненатужно-длинный,
в объятия снежинок-балерин.

12 ноября 1998 г.

Если вы хотите выразить свое мнение по этому тексту, вы можете добавить свой отзыв на специальную страничку.
Авторам всегда приятно получать ответную реакцию читателей на свои тексты. И не суть важно, восторженные ли это отзывы, либо критические замечания, главное, что текст не остался незамеченым среди других.