"Кое-что из любовной прозы"

1

       Я встал из-за стола, закончил писать. За окном листва взорвалась десятками оттенков желтого и красного, но все это -- не живое, больше похоже на прощанье, нежели на праздник. Небо, как бы познав истинную сущность осенней природы, выбрало мрачные тона, прикрыв непокорные деревья серым непробиваемым куполом, пытаясь скрыть или, хотя бы, сгладить позор.
       О любви много сказано и написано. Фильмы и музыка дополняют картину настолько, что порой запутываешься в собственных чувствах, препарируя свои ощущения и выискивая ее скрытые и окончательно не изученные симптомы.
       Все написанное мною сегодня хотелось скомкать и выбросить, а лучше -- сжечь, так намного эффектней. Может быть, я не смог передать свои чувства бумаге, не нашел слов, красок, тонов, полутонов. Не я первый, не я последний пытаюсь это сделать. Я шел домой, думал, питал свои чувства, подогревал их, заводил себя -- только бы сохранить их, не дать угаснуть, не дать испариться, они помогут мне, скоро, совсем скоро они перенесутся на верную мне бумагу, я был полон решимости творить великие вещи! Пускай я не покорил этот мир, не сверг ни одного тирана, не в своей душе, ни в чужих душах, но я готов был сделать это сегодня, когда день начинался...
       Теплая чашка кофе согрела озябшие пальцы. Счастье. Счастье, наконец, открыло для меня свои двери, все, ради чего я боролся, -- в одном шаге от меня. Ну же, ну, иди, бери, наслаждайся. Только ноги не слушаются приказов мозга. Я смотрю на свет и глотаю слезы, на крик нет больше сил. Путь пройден, я победил. Я победил? Награда передо мной, но я не могу взять ее. Все, что осталось -- пока еще не сломленный дух, но что он может один, без надежды, да и сколько ему еще осталось?
       Таких историй миллионы...

2

       Я шел по проспекту, куда-то в сторону дома, но я не уверен, что шел домой. Рваные грозовые тучи гнались за мной, их холодок уже чувствовался, видимо, скоро должен пойти дождь. А впереди все еще манили теплом голубые пятна неба в серой массе облаков. Там солнце, там еще лето.
       Такое со мной уже когда-то случалось, не помню, когда и почему, но я точно так же брел по улице, вглядываясь в лица прохожих. Мне необходима была лишь одна капля, чтобы выплеснуть всю свою ярость наружу, жажда насилия и агрессии проснулись во мне. Пусть кто-нибудь только заговорит со мной, и он получит такую взбучку. Ощущение сжатой и тугой пружины где-то в организме, где-то в груди. Когда душевная боль терзает тебя, рвет в клочья сердце, боль физическая перестает существовать. Но никто так и не подошел, я так и не подрался. Наверное, мое внутреннее состояние отчетливо запечатлелось на моем лице.
       Сумка, висевшая на плече, мешала. Я совершенно случайно вспомнил о ней, я чуть не забыл ее у Оксаны, девушка молча подала ее мне, а потом закрыла дверь. Но теперь ручки спортивной сумки безжалостно вгрызлись в мое плечо. Сумка мешает мне, и я отбросил ее. Ударившись о дерево у дороги, она бездушно грохнулась на землю.
       Что бы не происходило, что бы ни произошло, итог оставался неизменным -- я удалялся от нее со скоростью собственного шага. Ноги сами несли меня вперед, мысли сдавливали мой мозг, слез не было, хотелось кричать, но крик не принесет желаемого облегчения, я знаю это наверняка. А, может быть, она все-таки догонит меня, я услышу, как она зовет меня, как положит руку на плечо. Бред! Иди вперед, беги без оглядки. Всматривайся в лица прохожих, может быть, кто-то все-таки желает тебе зла?

3

       Дома у нее было как всегда уютно, особый уют квартире доставлял легкий, ненавязчивый беспорядок. Зайдя в комнату, я споткнулся через валявшуюся на полу игрушку и чуть не упал.
       -- Ну и собака у тебя. Дом охраняет, когда тебя нет?
       -- Сашин подарок.
       -- Да уж, чем-то на него похож.
       -- Это точно.
       Она пошла в свою комнату, а я все никак не мог оторвать взгляд от игрушки. Я поднял ее, положил на диван, сам сел рядом. Интересно. Сколько всего стоит за какой-то паршивой игрушкой.
       -- А он так в тебе и не разобрался, так и не смог узнать тебя по-настоящему, правда? -- Я услышал, как она мягко прошлась по своей комнате, остановилась у двери, видимо, она удивленно смотрела на меня. А я не отрывал взгляда от собаки. -- Ты не о чем не жалеешь?
       Я попытался спросить как можно беспристрастнее, но -- Боже! -- как тяжело было это сделать. Усилием воли я поднял глаза, Оксана внимательно смотрела на меня, я чувствовал, как она смотрит сквозь одежду, сквозь кожу, в самое сердце. Она слишком хорошо меня знает, но как все же приятно срывать с себя знакомую, потерявшую былые блеск и привлекательность маску. Что же ты все-таки увидишь за ней?
       -- В каком смысле? -- она уже успела переодеться в джинсы и свитер.
       -- То, что было между тобой и Сашей, то, как все это закончилось... -- мне пришлось остановиться, так как я понял, что совершенно не владею собой, разве только голос пока еще подчинялся мне, как казалось в тот момент.
       -- Нет. А почему ты спросил? -- теперь на ее лице появилась слегка грустная улыбка, способная сразить любого. Для меня всегда оставалось загадкой, почему мужчины не падают к ее ногам прямо на улице?! Я не смог улыбнуться ей в ответ, лицо мне не подчинялось; смог только сказать:
       -- Извини, мне не стоило затрагивать эту тему. Тебе не хочется говорить об этом.
       -- Почему? Нет. Просто мы с тобой никогда так не разговаривали. Фраза, другая...
       -- И это мой недостаток. Я всегда обходил острые углы, боялся, -- Оксана прошлась по комнате и села на стул, подтянув рукава свитера, я старался не смотреть на нее, так как знал, что она сейчас изучает меня, следит за каждой моей интонацией, мимикой, движениями рук. -- А теперь хватит, я больше так не могу. Я понял одну вещь -- я перестал бояться, ведь у меня не так уж и много времени. Один писатель сказал, что тому, кому осталось жить всего лишь мгновенье, уж больше нечего терять. А что жизнь? Боюсь, она даже меньше мгновенья, -- я мельком взглянул на нее: она смотрела в пол и молча кивала, похоже, что происходящее ее нисколько не смущало; а я, человек, способный говорить шуточками часами, завел с ней серьезный разговор, да еще и на такую сокровенную для нее самой тему. Она больше не улыбалась. Это хорошо. -- Он так и не смог сделать тебя счастливой, хотя все, что ему было необходимо сделать, это повернуть свою башку и взглянуть на тебя.
       Я понемногу стал овладевать собой, я убедил себя в том, что обратного пути больше нет. Сейчас, сегодня или никогда. Некое подобие улыбки появилось на моем лице.
       -- Не хочешь кофе, Артур?
       -- С удовольствием. Я сам сварю, если ты не против.
       Она сидела сбоку от стола на кухне, закинув правую ножку на левую, локоть расслабленно лежал на столе, голова облокотилась на кафельную стенку. Я стоял к ней спиной, но, как обычно, я инстинктивно чувствовал любое ее движение. Кофе был уже почти готов, а никто из нас еще не проронил ни слова.
       -- Это он тебя попросил поговорить со мной?
       Кофе начало медленно ползти по стенкам кофеварки. Вскоре горячая чашечка ароматного напитка стала перед ней, я сел рядом.
       -- Послушай меня, Оксан. Ты меня знаешь довольно долго. Как ты думаешь, я бы пошел на это?
       -- Извини, -- она опустила рукава свитера, из-под них теперь выглядывали лишь пальчики, которые очень аккуратно держали чашечку.
       -- Я не исполняю подобные просьбы. Я понял, о чем ты подумала, но тогда, когда я исполнил твою, в тот вечер, я услышал тревогу в твоих словах, искреннюю... Ты плакала.
       -- Я поняла, -- казалось, слезы снова появятся в ее глазах, в ее необычайно грустных глазах. Как я мог?! Я сделал ей больно, я напомнил ей о ее боли, а ее боль отзывается в моем сердце беспощадным эхом -- терпи.
       -- Прости меня. Не стоило... -- она положила руку на мои губы, свою нежную, теплую от чашки кофе, ладонь. Я замолчал.
       -- Знаешь, иногда, часто по вечерам, становится так одиноко здесь. Телевизор монотонно тарахтит, или музыка какая-то играет, время от времени звонит телефон, но когда кладешь трубку -- опять одна. Ищешь себе занятие, но мысли все равно могут витать где-то далеко, и уснуть не можешь, и не уйти никуда. Весь день улыбаешься, общаешься, а вечером хочется уткнуться в подушку и плакать, -- она улыбнулась. -- Но, к счастью, такое случается редко. Господи, и зачем я все это рассказываю?..
       -- Просто это необходимо кому-то рассказать. Спасибо тебе, Оксаночка, милая моя, дорогая.
       Я не отрывал от нее взгляд, ее мягкая кожа ласкала мою руку, волосы небрежно свалились на лицо. Я обнял ее, и почувствовал себя так, как будто вернулся домой после долгих скитаний. Немое счастье, без бури эмоций, без безумной страсти, одно только счастье, призрачное чувство, которое не удержать. С ним может сравниться разве что отчаяние, такое же безмолвное, я-то уж знаю.
       -- Тебе лучше уйти, -- голос ее прозвучал ровно, даже без требования, словно приговор, который не подлежит обжалованию. И сразу стало понятно, что так действительно будет лучше.
       Молча обувшись, накинув куртку я ступил за порог. Она подала мою сумку, я поблагодарил ее. Подняв воротник, я отправился прочь.

4

       В такие моменты осознаешь, что настоящая любовь -- лишь исключение из правил, правил той сумасшедшей бойни, которую мы привыкли обзывать жизнью. Старики ехидно ухмыляются, посматривая на тебя, они-то уж точно знают всему этому цену, и награда всегда одна, она скоро придет за ними. Я, может быть, понял все это слишком рано, тогда, когда я не должен был знать. И за это мне придется платить, как будто равнодушный официант второпях поднес счет, на котором есть лишь одно слово -- "одиночество". Надеюсь, что мне еще не долго осталось платить по счетам. С неизбежным разговор может быть только один -- смирение и ожидание. Я давно уже смирился, теперь я жду.
       Все осколки некогда устрашающих грозовых туч волшебным образом рассеялись, оставив после себя прохладу вечера, и уже не важно, были ли они вообще, небо давно уже потеряло девственную голубизну, превратившись в серую массу, будто кто-то потоптался по только что вымытому полу.
       Именно в такие вечера в голове рождаются поэмы, романы, любовные признания, они придают смелости и романтизма неокрепшим душам. Слова, слова, слова... А принц был прав, они -- ничто. Они текли в моей голове горной рекой, даже не пересекаясь с истиной, с реальностью. Они рождались и тут же умирали, словно мотыльки в пламени костра. Они никогда не будут сказаны -- грош им цена. Такие вечера бесполезны, написанные творения -- дерьмо, а признания -- ложь. Так зачем же я здесь? Почему не оторву взгляд от еле различимой полоски заката, не закрою шторы, не включу свет? Этот иллюзорный мир, где все заранее запрограммировано мной или кем-то еще, все одно лучше того мира, куда мне предстоит вернуться, где у меня нет не тела, ни души. Душа -- цена смирения.
       Слова...
       Все верят в свою избранность, но у каждого из нас бывают и моменты сомнений, когда почва качается под ногами, и кажется, что ты всего лишь букашка, на которую может специально или же по случайности наступить каждый. Но сейчас смятение и неуверенность отступили, им нет здесь места. Ведь я люблю ее! Я люблю ее! Я знаю это точно, это знание течет в моих жилах и наполняет мои легкие, оно просачивается в мое сознание и дает мне силы. Мне есть, ради чего жить. Я могу сделать ее счастливой, или, вернее, не могу не сделать. Ей лучше без меня? Я отступлю, только бы она...
       Сумерки неумолимо отступали, словно слуга, приготовивший место для своего господина, хотя, скорее, госпожи -- ночи. На улице зажглись фонари, свет скользнул по потолку в темной комнате, прожужжал двигатель автомобиля за окном. Где она, чем занята, что думает, во что одета?..
       В детстве отец рассказывал мне всякие истории, не знаю уж, сам он их придумывал, или находил где, но одна из них прочно засела у меня в памяти. Была холодная и дождливая осень, ветры гуляли по степи, тягаясь друг с другом в силе. Два одиноких сердца, две птицы, встретились в небе, и путь их лежал на юг, и вряд ли бы они дотянули туда по одиночке. И сердца их забились в унисон, словно одно, окрепли их крылья, и отступили тучи, приняв и проводив их домой. В рай, как казалось мне, маленькому пугливому мальчишке. Отец тоже ушел в рай, словно следуя примеру тех птиц, с тех пор я ни разу не плакал.
       Я был с ней рядом. Она и теперь здесь, ждет, пока я брошу весь этот мир и вернусь к ней, в наше общее царство, в сон. И я почти готов сделать это. Делаю шаг, еще один, и еще... Ложусь на кровать, закрываю глаза. Чувствую ее дыхание, ближе, ее рука дотрагивается до моей щеки... Мне страшно двигаться, дышать, ведь все это исчезнет в одно мгновение, и опять одиночество, опять мои мысли, мои страшные мысли.
       Игла безжалостно колет, волоча за собой толстую нить. Все сильнее она затягивает то, что не может быть скрыто. Хотя, почему нет? Сердцу вынесен безжалостный приговор, уста навеки останутся безмолвными -- нить крепка. Я в западне, но она состоит не из стен и перегородок, она, скорее похожа на бескрайнюю пустыню. В тюрьме ты знаешь, что за решеткой свобода, а здесь результат не зависит от выбранного пути.
       Я вижу тебя, Оксана, я осязаю тебя, твои чувства переливаются и играют своими лучами в моей душе. Я вижу твою радость, я вижу твою боль. Она пульсирует в тебе и, усиливаясь многократно, передается мне. Я привык жить с ней, единственное, чего хотелось бы мне -- чтобы это принесло тебе облегчение, чтобы высохли твои слезы, пусть ради этого они превратятся в мою кровь. Говорил ли я тебе об этом? Но как бы хотелось вывернуть себя наизнанку, чтобы ты увидела, почувствовала, поняла. Я знаю свою судьбу, от этого она потеряла всякую ценность, теперь мне все равно.
       И чем дальше, тем сильнее мне хочется верить в чудеса. Мир окрашивается в немыслимые цвета, я начинаю осознавать, что я в силах изменить его, этот мир построен вокруг меня и ради меня, он подчинен мне. Это мир грез и несбывшихся надежд.
       Звонок. Звонок, звонок, звонок, звонок.
       Голос ее звучал отдаленно, а слова казались бессвязными, но самым важным сейчас было то, что она говорила со мной.
       -- Я подумала, вернее, мне бы хотелось, чтобы мы... Не смог бы ты встретиться со мной... Просто необходимо... Нам... Мне нужно поговорить с тобой...

5

       -- Ты -- подонок, как ты мог? Я доверял тебе! Я дорожил нашей дружбой. Как ты мог?!
       Саша сидел на лавочке в моем дворе. На что он надеялся? Было ведь уже поздно, хотя не думаю, что время играло для него большую роль в тот момент.
       Я познакомился с ним, когда они с Оксаной были вместе, собственно говоря, она нас и познакомила. Сколько лет прошло? Три, четыре?.. К новым людям я никак не отношусь, и Сашка не был исключением. Он же наоборот, пытался быть как можно более разговорчивым и дружелюбным. Он хотел ее, а ее друзья были частью ее мира, и он хотел попасть в этот мир, завоевать его. Меня он, видимо, расценил, как самого достойного из ее друзей. Хоть в чем-то он оказался прав. Я не часто встречался с ним, только когда он приходил с Оксаной, да еще пару раз случайно столкнулись на улице. Он старался держаться меня, если мы отдыхали в компаниях, ему было комфортней общаться со мной. Я не сопротивлялся этому, с ним можно было убить время, конечно же, если оно было.
       -- Она рассказала мне все, -- он отпустил ворот моей куртки и снова сел на скамейку, уставившись на заплеванный асфальт, туда, куда падал свет тусклого дворового фонаря. -- Ты выжидал, все эти годы. Ты ненавидел меня, ведь так? Как ты ненавидел меня! Вся наша дружба -- лицемерие. Все слова -- ложь. Ну же, скажи мне все. Давай, -- в его глаза опять вернулась та слепая ярость, с которой он встретил меня. Я приготовился. -- Ты ведь так давно мечтал об этом, другого шанса у тебя не будет. Предательство я никому не прощу, ни тебе, ни ей.
       Жалкое зрелище. Воспаленные глаза, сжатые кулаки.
       -- Глупец, ты так ничего и не понял.
       -- Ну, просвети же меня, дружище. Валяй.
       -- Хочешь действительно услышать мое мнение?
       -- А ты предлагаешь спеть нам вместе рождественскую песенку?!
       -- Хоть ты и не для разговора сюда пришел...
       -- Какие мы проницательные!
       -- ...Пришел двинуть мне по морде, или я не прав?
       -- Ты, по-моему, собирался открыть мне глаза?
       -- Да пошел ты!..
       Я мог выговориться, но мои слова ушли бы в никуда, он не способен их принять. Саша из тех людей, которые слышат лишь собственный голос. Ухватив меня за рукав, он не дал мне уйти. Метил он в челюсть, но досталось мне по щеке и немного по носу. Я оказался на земле, хотя вырваться мне все же удалось, а, может быть, он сам меня отпустил. Я не собирался драться, вообще, я не сторонник насилия, хоть и способен постоять за себя, злобы для этого во мне хватило бы, но она сидит в огромной клетке под замком, который лучше не открывать. Чтобы отделаться от него, мне всего лишь было достаточно высказать то, что уже давно бродило в моей голове. Я действительно мечтал сказать эти слова, но жаль, она их не услышит.
       Кашель мой не прекращался, легкие не хотели больше соседствовать с желудком, рвались через горло наружу. Понемногу я успокоился, слюна оказалась розовой, или, может быть, свет фонаря играл со мной. Сашка сидел тихо и смирно, наверное, он подумал, что я умираю. Но нет, рановато еще. Саша недоуменно глядел на меня, я прислонился к столбу у дороги -- так и сидели.
       -- Ты всегда был идиотом, твое поведение это лишний раз подтверждает, -- он промолчал, значит, можно продолжать. -- Оксана не для тебя. Она более чувствительна к окружающему миру, требовательна к людям, к себе. Ей нужна была лишь твоя любовь и немного заботы, остальное -- второстепенно. Но все, что ты продемонстрировал -- любовь к себе! Ты как топор -- грубый и неотесанный. Она нарисовала идеал, вложила его в тебя... Черт побери, она все сама сделала! А ты, как полный кретин, так и не смог увидеть ее глаза, когда она ложилась тебе на плечо. Нет, ты, конечно, смотрел, но ты ничего не видел! Ты разрушил все, что только можно было разрушить. Ты и только ты виноват во всем.
       -- Замолчи, -- произнес он сквозь зубы.
       -- Все было в твоих руках, а ты упустил свое счастье. Ничего больше не будет по-старому. Любовь осталась в прошлом, и она больше никогда, слышишь, никогда к тебе не вернется! Никогда!
       -- Заткнись! -- Саша снова ринулся ко мне, я инстинктивно закрыл руками лицо, он остановился надо мной, уже занеся руку для удара. Я не видел его лица, его скрыла тьма, рука опустилась сама. Он оставил меня, ему есть над чем подумать. А вдруг я и вправду смог, сумел достучаться до него? Неужели?!

6

       Я обещал зайти к ней в одиннадцать, но, в связи с "непредвиденной встречей", мне пришлось вернуться домой, переодеться, умыться. Короче говоря, в двадцать три минуты двенадцатого я пробирался к ее подъезду сквозь кромешные дебри зарослей и мглы во дворе ее дома. Дорожка, деградировавшая в тропинку, будто сопротивлялась будущей встрече. Я споткнулся четырежды. Вот и она -- та же лестница, лифт, та же дверь. Что за ней, что судьба вновь приготовила мне?
       -- Я приготовила небольшой ужин. Проходи в гостиную. Боже, что с тобой произошло? -- ее смутили синяки на моем лице.
       -- Подрался. Много недоумков "дышат воздухом" на улицах в это время.
       Я не умею вести задушевные беседы, никогда не умел. Она говорила о работе, поинтересовалась, чем занимаюсь сейчас я, после ухода из нашей конторы. Соврать или отшутиться? Да, сейчас не время для шуток, они встают поперек горла, и вызывают скорее сочувственное недоумение, а не смех. Бормотание, бормотание, бормотание... Бессвязные речи. Сладкое, и от того тошнотворное вино. Чем-то оно похоже на ту ситуацию, в которой мы оказались. Фальшь?
       -- В общем, я неплохо отдохнула... Начальник начал сразу загружать работой... А недавно еще с подружками встречались, в кафе посидели. Веру помнишь?
       -- Ну, конечно.
       -- У нее все тоже хорошо, работа ей нравится... Я так рада за нее.
       Пока она говорила, взгляд ее внимательно следил за бликами тусклого света ночника в бокале с вином, как будто лишь там она найдет ответы на все свои вопросы. У нее красивые глаза, но от них веет холодом, и холод этот трепетно скрывает от всего мира тайну, тайну ее души, ее чувств. Впусти меня, подари мне свет, подари мне надежду! Моя рука протянулась к ее лицу, пальцы нежно дотронулись до ее щеки. Она вздрогнула, ладонь моя рефлекторно одернулась, словно обожглась. Слезы появились на ее глазах, но она не заплачет, не сейчас. Оксана -- сильная девушка, я люблю ее за это.
       -- Прости. Даже не знаю, почему... -- улыбка коснулась ее губ.
       Все, что тебе нужно -- это любовь. Сколько людей уже спели или написали про это. Если ты не любишь -- ты не живешь. Ты мыслишь, дышишь, то есть существуешь, но не живешь. В этом ли единственно верная и нерушимая истина нашей бренной жизни? Последнему базарному торгашу, забывшему (а может быть никогда и не знавшему) все другие языки, кроме матерного; разжиревшему инспектору, готовому лизать задницу всем своим начальникам вместе и каждому по очереди, и требующему того же от любого, поневоле оказавшегося в его подчинении; даме-чиновнице очередной бюрократической структуры с нарисованными простым карандашом бровями и неестественно красными щеками, выговаривающей нормальным тоном лишь одно слово -- "ожидайте", будто специально придуманное для бесконечных очередей и полутемных коридоров. Им всем нужна любовь? Любовь, счастье... Смогут ли они еще когда-нибудь порадоваться, подарить свою радость, разделить ее с другим человеком? Однажды и с тобой это произойдет . Наступит момент, когда ты узнаешь истинную цену жизни, ты поймешь, что такое бесконечность, истинную красоту чувств, всех без исключения. И скажешь правильные слова, и сделаешь правильные вещи. Все события, из которых состояла твоя жизнь, станут в ряд, покорную очередь, самые значимые отойдут в сторону, не думаю, что их будет много. Это и станет твоей ценой.
       -- Я могу говорить много красивых, банальных, но все же пустых фраз. Могу клясться в вечной любви и рассказывать, как я нуждаюсь в тебе. Вознести тебя на вершину и объявить богиней. Но все это будет столь мелочно и неправдоподобно в сравнении с тем, что я действительно чувствую. И чувство это, поначалу такое детское, наивное и простое, обретает форму и содержание, понемногу овладевает мной. И вот оно уже прочно засело в моей душе, жестоко оттеснив все остальное куда-то далеко, на задворки. Чувство породило побуждения, желания, мысли, ни о чем другом больше не думается. Есть только непреодолимая потребность. Ты хорошо знаешь меня, можешь угадывать мои чувства и мысли даже тогда, когда мне не хотелось бы этого. Подобного дара я лишен, но все же я вижу, я предполагаю, что и на твоей душе не спокойно. Дай мне лишь шанс, возможность подарить тебе счастье, протяни мне руку...
       -- Артур... -- огоньки заиграли в ее глазах. -- Я долго сидела перед телефоном до того, как позвонить тебе. Слушай, может по водочке?
       -- Мне нельзя.
       -- А я выпью, -- Оксана встала с ковра, на котором мы так удобно расположились, и сходила на кухню, принеся с собой недопитую бутылочку. -- Не передумал?
       -- Сожалею, мне и вина-то этого нельзя...
       -- Я познакомилась с ним на дискотеке, мы тогда с подружками отмечали Анькин день рождения. Было весело, знакомые ребята подсели к нам, шутили, выпивали, танцевали. Ничего особенного. Вечер перерос в ночь, ночь -- в раннее утро. Утром парень лежал рядом... как же звали его? Вова, Виталик? Помню, что танцевал он отлично. Я не была пьяна, спать мне не хотелось, чувствовалась небольшая усталость, но она не мешала мне. А вот он спал, как убитый. Видимо, неплохой он парень, с виду интересный, с юмором. Прикольный, короче говоря, так их называют. Но главное, что поняла я тогда, сидя рядом с ним, что мне бы очень хотелось, чтобы он убрался как можно скорей. Он лежал там, как напоминание об измене...
       -- Саше?!
       -- Нет-нет, что ты! Себе, наверное. Я нисколько не любила его. И мне стало обидно за себя, за то, что я поступила так. Никогда не забуду того ощущения. Я так хотела остаться одна. Потом он встал, оделся, на прощанье обнял меня, поцеловал, но меня это никак не тронуло. Звонил мне позже, но я быстро распрощалась с ним, -- с минуту мы сидели молча, часы давно уже перекинули стрелки в новый день, захватив и нас с собой заодно. -- Артур, я на мгновенье представила, что тебя нет в моей жизни. Мне стало горько, появилось столько свободного пространства, что мне некуда было деться, мне стало страшно, -- Оксана подсела ближе. -- Пообещай мне, что ты никогда не оставишь меня, только это, ничего больше. Пусть чувство уйдет, когда-нибудь, может, и мы разбежимся, но только не оставляй меня. Мне нужна твоя поддержка, мне нужен ты, -- сказала она шепотом.
       -- Обещаю, -- я тоже ответил ей шепотом, как будто боясь вспугнуть что-то, присутствующее здесь в этой комнате незримо, что-то, обволакивающее нас, затягивающее в свои сети, соединяющее в том божественном поцелуе, который она мне подарила.
       -- Черт, я не захватил с собой презерватив, -- опомнился я уже на диване, лишившись рубашки.
       -- Не беспокойся, у меня найдется, -- улыбнулась она.

7

       Я неизлечимо болен и скоро умру. Сожалею ли я об этом? Наверное, сожалел, когда спившийся доктор из онкологического отделения без всякого сочувствия сказал мне об этом. Интересно, скольким он уже успел сообщить о том, что у них злокачественная опухоль? А сколько из них все еще живы? Он долго рассуждал о том, что мне стоит делать, какие процедуры проходить и какие лекарства принимать. Он хороший доктор, но не психолог. Слишком циничный у него взгляд.
       Что я чувствовал тогда? Хм... Это еще надо припомнить...
       Мне было жаль мать. Она болезненная, не знаю, как уж она переживет все это. Сейчас, пока я еще вполне дееспособен, она не подает виду, хотя я знаю, что переживает. Мы оба знаем, что придет тот момент, когда я закрою глаза, и больше не открою их никогда. Страшно прожить дольше своих детей.
       Помню, подумал о том, что никогда не смогу пережить в своей короткой жизни, не успею. Старость, например. Но Путь будет пройден, только за меньший отрезок времени. Пожилые люди завидуют молодости, но при этом у них есть одно неоспоримое преимущество -- они способны радоваться каждому новому дню, и радость их безгранична. Я отличаюсь от всех остальных лишь тем, что знаю, когда уйду. Но стоит ли об этом сожалеть?
       Было пасмурное утро, одно из тех, в которые не хочется вылезать из-под теплого одеяла и снова кидаться с головой в этот неуютный мир. Но меня это не волновало. Я наслаждался дорогой, наблюдая за видом из окна. А как ловко водитель управлялся с маршруткой! Сидя рядом с ним, я смог в полной мере оценить его владение машиной и полный контроль над ситуацией. Особенно меня впечатлил момент, когда мы перескочили трамвайные пути перед лихорадочно тормозившим трамваем. Я вышел на одну остановку раньше, хотелось подышать свежим воздухом. Удивительно, по дороге мне попадались лишь красивые, самобытные и одухотворенные лица! Любой, практически любой из прохожих стал бы ценной находкой для портретиста.
       Оксана встретила меня достаточно прохладно. Не выспалась она, что ли? Поцеловавшись со мной, она поспешила вернуться на диван, укрыться пледом и погрузиться в бесцельное листание журнала.
       -- Арт, не сваришь мне кофейку?
       Что-то надо было делать.
       -- Оксан?
       -- А?
       -- Сегодня суббота?
       -- Ага.
       -- Ну?
       -- Что ну?
       -- Одевайся!
       -- Зачем?
       Через пять минут со словами "ну ты нормальный?", она летела, ведомая мной за руку по тропинке Юрского периода в своем дворе. Да, эта тропа, видать, и впрямь помнила динозавров.
       Чтобы хоть как-то вернуть ей вкус к жизни, мне понадобилось держать бешеный темп. Только однажды я позволил ей перевести дух: мы все-таки зашли в кафе выпить кофе. Аттракционы, прогулки по парку, заходы в гости к общим друзьям, посещение парочки моих знакомых, не менее интересных личностей, с которыми, как мне казалось, ей стоит познакомиться.
       Наш рейд закончился затяжным звонком в дверь Михаила.
       -- Кто? -- спросил хриплый голос из-за двери. В ответ прозвучал лишь неясный шум. -- Целуетесь... Закончите -- проходите, -- открыв дверь, он отправился обратно в глубину своего мира, своего любимого логова, своей квартиры, -- и не забудь закрыть дверь. -- Кинул Мишка, скрывшись в полумраке комнаты.
       -- Господи, сто лет его не видела. Ты все еще поддерживаешь с ним отношения? -- мне осталось только ухмыльнуться ей в ответ.
       -- Проходи, дорогая. Ты дома.
       -- Ты хотел сказать "чувствуй себя как дома".
       -- Я сказал, что хотел. Ты дома, -- я поспешил к Мише. -- Мы тебя не отвлекли? Что это сегодня у тебя так пустынно? Куда все подевались?
       -- Мне необходимо было подумать, я медитировал, но не беспокойтесь, я почти закончил. Оксана, что ты стоишь, как вкопанная? Проходи. Мой дом -- твой дом, твой дом -- мой дом.
       Оксана насторожилась. Куда она попала?! Ожидаемая реакция.
       Давно я не был у Миши. Комната, в которой мы сейчас находились, была круглой, пол был мягким, так что умоститься можно было прямо на нем. Михаил "отключился" буквально на минутку, процесс должен быть закончен. Оксана в это время вопросительно посмотрела на меня, затем скептически взглянула на голые мягкие стены.
       -- Скоро я сделаю небольшой бассейн посередине. Ремонт еще не совсем закончен. Хотите, я покажу вам остальную часть жилища?
       Оксана неохотно поднялась с мягкого расслабляющего пола, взяв меня за руку. Она уже вдоволь нагулялась сегодня.
       -- Я скупил прилегающие квартиры. Это -- кухня. -- Она воистину была огромна, с высоким потолком, обширным столом и вместительным баром в углу. -- Кто-то чего-нибудь хочет?
       -- Я воды выпью. А ты, Оксан?
       -- Нет, спасибо, -- к ней уже вернулся дар речи, но пока еще не аппетит.
       -- Итак, идем дальше, -- Миша показал нам свою библиотеку с не менее чем сотней книг, гостиную с таким же мягким полом, но, в отличие от спальни, там еще находились диваны и кресла. Оксана была поражена, с лестничной площадки все выглядело куда скромнее, да и Мишу она не встречала уже несколько лет, он так изменился.
       -- Это все просто потрясающе, -- не переставала удивляться она.
       -- Но это всего лишь форма, среда обитания, своего рода реакция на окружающий нас мир, способ отгородиться от всего плохого, что в нем есть, от всех правил и устоев, которые не нравятся всем тем, кто любит сюда приходить, для кого это дом.
       Мы много говорили о будущем, никогда не видел столь уверенного в себе человека. Миша собрал вокруг действительно одаренных людей, вместе они способны на многое, я более чем уверен в этом. И пусть некоторые говорят, что мир не изменить, пускай эти слепцы плывут по течению. У Михаила есть вера, более того, он уже изменяет мир, начиная с себя. Вы обязательно убедитесь в этом, стоит только зайти к нему в гости, ведь его дом -- ваш дом...
       -- Может быть тебе деньги нужны?
       -- Нет, спасибо, Миша. Ты же знаешь мои скромные запросы.
       -- А тебе, Оксана?
       -- У меня все в норме.
       -- Ничего скоро установлю здесь урну на выходе, пусть каждый берет, сколько захочет. Табличка, сразу заинтересовавшая Оксану, висела над выходом и гласила: "Ты не забыл одеться?".
       -- Столь актуально?
       -- Еще как. Послушай, Оксана, я хочу сделать тебе скромный подарок, -- Миша держал в руках книгу, -- Это Роберт Хайнлайн "Чужак в чужом краю". Возьми ее, пожалуйста. Знаю, что название не очень хитовое, и оно не сможет повысить продажи так, как это делают "киллеры" и "вампиры" различных мастей. Но я прошу тебя отнестись к этой книге с уважением, ибо жизнь коротка, чтобы пренебрегать мудростью. Дверь за нами захлопнулась, но не думаю, что надолго, скоро сюда придут другие, а потом еще одни и еще. Этот дом еще не скоро обретет покой.
       -- Так вы давно с ним общаетесь?
       -- Мы и не прекращали никогда. Последнее время, правда, не удается видеться так же часто, как и в те времена, когда у него все было намного скромнее, но не менее содержательно. Он отличный парень, дорожи дружбой с ним.
       Оксана улыбалась. Она сказала, что любит меня, и в воздухе вновь послышались звуки хлопающих крыльев, видать ангелы опять слетелись поглазеть на счастье. Ничего, пусть завидуют.

8

       Денек выдался погожий и теплый, после дождливой недели он был очень кстати. Оксана была расслаблена, она лежала в моих объятиях, и мы оба наслаждались бегущими по небу с неестественной скоростью облаками. Я не случайно привез ее на этот холм. Отсюда открывался воистину впечатляющий вид. К реке вел небольшой обрыв, а там, вдали, за изгибом русла, раскинулся город во всей своей красе. С другой стороны, по течению можно было рассмотреть еще несколько деревушек, а дальше поля, поля...
       -- Красиво...
       -- Это мое любимое место. Я приезжаю сюда уже не один год.
       -- Да, здесь чувствуешь себя... свободной, что ли...
       -- Весь этот простор...
       -- А как ты забрел сюда? Далековато от центра...
       -- Видишь, вон там, почти перед самыми домиками, -- я указал на деревушку позади нас.
       -- Где?
       -- У водонапорной вышки, видишь?
       -- Там что, кладбище?
       -- Там похоронен мой отец, -- Оксана погрустнела. -- Я был здесь еще в детстве. Теперь же многое изменилось, я частенько наведываюсь сюда, любуюсь всей этой красотой. И мне кажется, что я стал любить его еще больше, как будто он мне все это дал. Я счастлив!
       -- Артур, я люблю тебя, -- ради этих слов стоит родиться, ради них стоит жить и умереть. Каждое наше действие, каждый вздох, каждый шаг, казалось, был сделан ради них. Любовь есть! Она вокруг, она во всем! Она никогда никуда не уходила, она всегда была рядом, будто притаилась, испугавшись всех бурь и непогод, царящих в наших душах. А мы, дураки, никак не замолчим, не опомнимся, не посмотрим на себя, в себя. Ведь стоит только руку протянуть, и она охотно пойдет с тобой, она сама укажет тебе путь и даст тебе власть, власть над жизнью. Она способна подарить тебе счастье.
       -- Я тоже уйду, Оксана. Мне не много осталось, но я рад, что смог сделать тебя счастливой, -- я долго репетировал эти слова, думал как сказать их ей, но вдруг я обнаружил, что они идут легко, я не чувствую обреченности или жалости к себе. -- Я болен. Злокачественная опухоль. Рак.
       -- О, Боже...
       -- Но я не хочу, чтобы ты боялась, видишь, я же не боюсь. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты поняла, -- Оксана уже смотрела на меня своими большими, детскими глазами, я взял ее за руки. -- Смерть, боль -- все это ерунда, твоя печаль -- это нормально, это естественно. Но не позволяй ей захватить твое сердце, радуйся тому, что ты живешь. Не многие осознают это, каждый день, мгновенье -- огромное счастье, все, с чем ты сталкиваешься, способно принести тебе величайшую радость. Пусть я выражаюсь несколько сумбурно, это мои эмоции говорят во мне. Мне бы очень не понравилось, если бы ты чувствовала горечь. Поверь, она не к чему. Пусть меня не станет, но я -- не весь мир, этот мир -- в тебе, и он твой.
       -- Мне кажется, я понимаю, о чем ты.
       -- Ты сможешь быть сильной?
       -- Не знаю, Артур, не знаю... -- слеза упала с ее лица.
       -- Ну-ну, не надо. Я все еще здесь, -- Оксана прижалась ко мне так сильно, как только могла. -- И как же здесь все-таки красиво!
       Вскоре мы убрались оттуда. Она все думала о чем-то, мы молча шли по проспекту, держась за руки. Миновали библиотеку, гастроном, остановку, какие-то мелкие магазинчики... Оксана прервала молчание, выхватив меня из потока бессмысленных рассуждений:
       -- Удивительно. Люди существуют, зарабатывают себе на жизнь, пользуются всякими благами, и все это время они живут и не живут. Они находятся в поиске своей второй половины, ложатся спать и встают с утра с мыслью об этом человеке. И не важно, обрел ли этот образ реальные очертания в виде знакомого, знакомой, или существует лишь на уровне впечатлений, желаний. Главное, что он есть! Пускай он отходит на второй план, уступая место нашей повседневности, но никуда от него не уйти, не скрыться за решением или созданием себе проблем. И кажется, что уже вот-вот мечты станут явью, но приходит страх, мы сами ставим свои эмоции на предохранитель. Ибо нет мечты, нет и цели. И что же тогда остается?..
       -- Надежда.

9

       Прошло лето. Мы с Оксаной провели месяц на море, не думаю, что это был ее лучший отпуск, я становился слабее, еда давалась мне с трудом, а таблетки занимали половину чемодана. Осень одарила нас потрясающей погодой, раскрасив мир со всей присущей ей фантазией. Она никогда не была моим любимым временем года, но сейчас она доставила мне неописуемое удовольствие. Оксана часто гуляла со мной, хоть я и не мог далеко уходить от дома. Затем была зима, классическая зима с ослепительно белым снегом, с солнечными днями на Рождество, и замысловатым рисунком на стекле в моей комнате. Теперь я все больше созерцал мир через него. Долгожданная весна принесла слабость. Организм истощал, все чаще и чаще отказываясь подчиняться мне. Доктор стал частым гостем в моем доме, мама теперь поселилась у меня. Оксана приходила ежедневно, мы разговаривали с ней, смотрели старые фотографии, вспоминали минувшие дни.
       -- Ко мне Саша заходил, -- ухмыльнулась она, -- цветы принес. Посидели немного.
       -- Ты хочешь поговорить о нем? А стоит ли он того?
       -- Ты слишком предвзят к нему. Нормальный парень. Пусть, конечно, я к нему более объективна теперь, но он вполне ничего.
       Разговор прервал приступ рвоты, мой желудок уже давно умер, пришла и моя очередь следовать за ним. Обезболивающее потреблялось все в больших количествах, производя все меньший эффект. Кровотечения стали обычным явлением.
       Прошло несколько дней, а, может быть, и недель, время смешалось в мутную кашу для меня, оно теперь не имеет никакого значения. Не секунды отсчитываю я, а вдохи и выдохи, удары сердца. Один, второй... и опять удар... и следующий удар...
       -- Как ты? -- язык с трудом подчинялся приказам истощенного мозга, от этого слова прозвучали с причудливой интонацией.
       -- Держусь, -- Оксана частенько стала оставаться у меня ночевать, так было и в этот мартовский вечер. -- Но я не знаю, сколько еще смогу. Я не могу больше смотреть, как ты покидаешь меня, на твои муки. Я устала от этого давления, постоянного гнетущего состояния. Каждый раз, стоя на пороге твоего дома, я думаю о том, хочу ли я вновь видеть все это. Я устала терять тебя каждый день вновь и вновь, уходить от тебя в слезах. Отчаяние... Гнать его, как ты и говорил. Но с сумерками оно возвращается. И самое страшно, что я ничего не могу поделать.
       -- Я люблю тебя, Оксана. Спасибо...
       Измученная, она прилегла рядом. Недосыпание, нервы... Хоть немного покоя. Часы на полке показывали первый час нового дня, 1-го апреля. Лучше даты и не придумаешь.
       Как она красива, особенно во сне... Изгибы ее тела, контуры ее лица... Прощай, любимая.

10

       Кладбища всегда воспринимались мной не иначе, как братские могилы, пусть у каждого и есть свой ящик, но это все равно братская могила. Кормишь червей и гниешь под землей. Там собраны все горечь и слезы людей, потерявших родных и близких.
       Я бы хотел быть кремированным. И пусть мой прах развеют на тех холмах. И пусть люди, которым был дорог я, не чувствуют горя, может быть, лишь легкую печаль... И любуясь на всю красоту окружающей природы, пусть вспоминают обо мне лишь хорошее, и радуются тому, что теперь я часть ее. Навеки.
       Мама, на которой нет лица. Миша, решил закурить. Саша, спрятался где-то позади, за спинами.
       Оксана надела темные очки, чтобы хоть как-то скрыть заплаканные глаза. Но теперь нечего плакать, все закончено. Посмотри вокруг, помнишь, как тебе нравилось здесь, как ты лежала, обнявшись со мной. Вот только теперь ты живешь без меня, а в остальном все в норме. Но если грусть вдруг опять прокрадется в твою душу, приходи. Я унесу ее на крыльях ветра, а потом согрею тебя лучами весеннего солнца. Будь счастлива.
       Ну а я буду наслаждаться свободой. От денег, от чужих мнений и суждений, от непокорных обстоятельств. Я свободен!
       -- Привет, Оксана, -- Саша подождал, пока люди немного разойдутся. -- Он был хорошим парнем, хоть мы и не всегда ладили. Прими мои соболезнования... Знаешь, все что произошло в последнее время, вы с Артуром вместе, его смерть, все это повлияло на меня, заставило о многом задуматься. Я изменился, больше нет того Сашки-эгоиста. Мне нужна только ты, без тебя я не могу.
       -- Спасибо тебе, что пришел, Саш.
       -- Оксана. Я могу рассчитывать на то, что увижу тебя, ты свободна завтра вечером? Мне бы хотелось... очень хотелось бы увидеться с тобой.
       -- Да, я, в общем-то, свободна...

Эпилог

       Все написано, все сказано и пережито. Теперь это ваше. Механизм воображения медленно остановился, оставив лишь пищу для вашего мозга. А я? Мой Путь лежит дальше, к новым, неизведанным рубежам. Куда заведет фантазия?..
       Таких историй миллионы... И, может быть, одна из них ваша?

18 октября 2000 г.