Дерматиновая дверь / Алексей Литвиненко

       Здание было уже довольно старым, и то, что каждый раз приходилось спотыкаться о деревянную ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, напоминало Рыльскому почему-то о его знакомом по фамилии Нога. И всегда, почти уже ткнувшись носом в дерматиновую дверь, сохраняя равновесие невозможным движением позвоночника и рук, хватающихся за не очень чистый воздух черного хода, Рыльский успевал сложить еще один странный ассоциативный ряд: пионерский лагерь - "гипноз", состоящий из тридцати приседаний и четырех надавливаний в область солнечного сплетения - вспышка - абсолют - деревянный пол, неожиданно оказавшийся на уровне глаз - необычный соленый привкус во рту - шипучая приятная пена перекиси водорода и - преждевременный конец лагерной смены.
       Было ли что-нибудь за дерматиновой дверью, сказать трудно - может люди, сидящие за столами и о чем-то переругивающиеся между собой, может склад каких-нибудь канцелярских принадлежностей или даже какой-нибудь штаб. Хотелось, чтобы за ней вообще ничего не было - ну, разве, паркет и подоконники с мухами. "А вдруг, - думал Рыльский, - там лежит труп?"
       "Не может его там быть, - отвечал другой, более прагматический Рыльский. - Его бы давно нашли по запаху".
       И все равно сомнения оставались, поэтому Рыльский каждый раз старался быстрее проскользнуть между лестничными перилами и дверью, чтобы карабкаться дальше - туда, где за четвертым этажом начинался пыльный чердак.
       "Нет такой гнусности, которая не могла бы прийти мне в голову", - думал Рыльский с сожалением.
       На последнем пролете он уже вяло переставлял ноги, а зеленая папка в правой руке становилась влажной от пота. "Иди, иди ко мне", - как бы шептала ему уже видимая деревянная дверь с болтающимся на скобе амбарным замком. "Крепись!" - скрипели деревянные ступени. - "Сиди и не дерзи!"
       Примостив папку на перилах, Рыльский сложил руки лодочкой, поклонился и шепотом произнес:
       -- Сим-сим, откройся! - И, не дожидаясь ответа, протерся кое-как в щель неподдающейся двери.

       Как всегда, после того, как с шелестом разлетелись потревоженные голуби, а глаза стали различать заплесневевшие балки и строительный мусор, Присутствие удивленно спросило:
       -- Ты?!
       -- А то кто же, - хмуро ответил Рыльский, усаживаясь по-турецки на принесенную газету.
       -- И что же на этот раз принесло тебя, старче? - Устало и иронически вопросило Присутствие. - Только не спрашивай того, что спрашивал в прошлый раз, - поспешно добавило оно. - Мне бы не хотелось терять лица, в метафорическом, конечно, смысле.
       -- А что, - живо поинтересовался Рыльский, - вы взаправду не знаете или прикидываетесь?
       -- Это, я полагаю, не тот вопрос, ради которого ты явился, - вежливо, но прохладно ответствовало Присутствие. - А посему и ответа на него ты никакого не получишь.
       -- Ладно, ладно, - смирился Рыльский и стал раскладывать на полу листки из принесенной папки. - Я хочу, чтобы вы мне объяснили, я тут не могу разобраться. Ага, вот! "Этот старый отшельник в своем лесу еще не слышал о том, что Бог умер".
       Рыльский помолчал с минуту, бессмысленно разглядывая паутину, прилипшую к потолку, а потом тихо спросил:
       -- От чего он умер, скажете?
       Раздалось кряхтение, как будто кто-то рядом, за стеной поперхнулся теплым борщом. Откашлявшись, Присутствие попыталось парировать как можно более серьезным голосом:
       -- И кто тебе дал эту пакость?
       Веснушчатое лицо Рыльского сделалось подозрительным.
       -- Вы же все знаете, значит, и где взял, должны знать!
       -- Я знаю, - повысило голос Присутствие. - Я-то знаю, а вот ты знаешь, что за такие книжки бывает, а?
       Рыльский вдруг ясно представил себе тот день, когда Вразумихин тайком сунул ему в стол папку с этими самиздатовскими листками. Как давно это было, целых пятнадцать лет! Неожиданно пришла ностальгия - их поездки в аэропорт за пивом (в час ночи в городе не работал ни один магазин), и как они после семинара ездили на склоны осенней реки, и обеденные перерывы в институте, и здоровое самоупоенное ржание начальника отдела, напоминающее об отсутствии проблем с осеменением в подшефном колхозе... Вспомнился умерший от рака отец, который был партийцем и терпеть не мог Вразумихина. Рыльский стал понимать, как глупо он поступил, снова придя сюда, на чердак, где ни разу не появлялся с пятого класса школы.
       Чувствуя себя крайне неловко, Рыльский стал складывать листки в папку.
       -- Что ты делаешь? - С тревогой спросило Присутствие.
       -- Пойду я. Забыл совсем, мне тут надо... В общем, дела, дела.
       -- А зачем приходил-то?
       -- Да так, вас проведать, все ли в порядке.
       -- Врешь. Ну, Бог с тобой. Когда снова явишься?
       -- Что за вопрос?! Как всегда, завтра.
       -- Ну, приходи, приходи. Я вот думаю, скоро повзрослеешь, так, может, я тебе и отвечу на твой вчерашний вопросец. Понимаешь, внучек, есть такие вещи, которые пацанам знать бывает рановато. Так что расти большой. Спортом занимаешься?
       -- А как же, - ответил Рыльский. - Мастер спирта по прыжкам в сторону.
       Подхватив папку, Рыльский немного потоптался у двери, сложил руки лодочкой, коротко поклонился и просипел сквозь зубы:
       -- Охайоо годзяимас!
       -- Давай, внучек, не умничай, - вяло зевнуло Присутствие.

       Рассеяно скользнув взглядом по наружной стороне двери (на ней было написано мелом "Тут вгадують!" и почему-то пририсован детский ночной горшок), Рыльский стал спускаться по деревянной лестнице. "Нет такой нравственной лестницы, - подумал он с сожалением, - которая не кончалась бы умственным чердаком". Проскальзывая между дерматиновой дверью и перилами, он представил себе Бога, лежащего в гробу в холодной комнате с (как его?) метафорическим эхом. Какая-то игла (жалости или горечи, или чего-то еще...) кольнула сердце, когда он попытался подумать о том, от чего же Бог мог умереть.
       Но, уже спускаясь к первому этажу, Рыльский стал успокаивать себя: мол, Бог не умер, а пока только вышел на пенсию. Впрочем, никакая сила в мире не заставила бы его сейчас заглянуть за дерматиновую дверь.

Текст, который вы только что прочитали, еще не имеет аннотации. Если вы хотите, вы можете предложить свой вариант, тем самым облегчив выбор предмета чтения другим читателям.

Как и каждый рассказ А.Литвиненко произведение замечательно: философия увиденная весело, с ассоциацими людей по фамилии Нога (и такие фамилии есть, и всё это отлично подмечено!) Автор - талантливый и очень наблюдательный человек, умеющий передать другому удовольствие видеть самые незамысловатые стороны жизни весело и ярко.
Предложение номинировать этот рассказ или "Икра" на приз зрительских симпатий!