Полет в антимир-2

Глава первая

Гермес и Афродита

       "...они жили долго и счастливо, и умерли в один день", -- так заканчиваются многие сказки. Но когда это случается в жизни... Пускай родители уже старенькие, пускай ты уже взрослая и сильная, но все равно очень тяжело потерять сразу обоих. Особенно, если в целом мире больше не на кого опереться...
       Остальные родственники давно разошлись по своим машинам, прячась от промозглого осеннего ветра, и только Шайни Фортецки все стояла у свежей могилы Гарри и Инги. Половина ее сердца осталась под холодной землей. Горе давило и жгло ее, но она не могла плакать. А так бы хотела!.. Поэтому она опустила зонт и позволила слезам дождя окропить ее лицо. Мысленно она говорила с родителями -- и не могла наговориться, спеша высказать все то, что не успела при их жизни.
       Наконец, она судорожно вздохнула, последний раз склонила голову в прощальном поклоне и побрела к машинам, увязая в сырой глине. Тяжелый черный зонт выскользнул из ее руки и шлепнулся в лужу. Шайни, казалось, не заметила этого, даже не замедлила шаг. Когда она отошла уже довольно далеко, откуда-то взявшийся мальчишка-оборванец подхватил зонт и припустился за ней:
       -- Мистер! Подождите!
       Шайни медленно обернулась.
       -- Простите, леди... Я только... хотел... Вы уронили... -- смешался мальчуган.
       -- Ничего страшного. Спасибо, -- тусклым голосом ответила Шайни, беря у него зонт и протягивая взамен купюру.
       -- Ух, ты! Как много! -- обрадовался парнишка. -- Спасибо, добрая леди! -- и кинулся прочь, пока она не передумала.
       Невесело усмехнувшись, Шайни продолжила путь. Добралась до своего авто, села на заднее сиденье, подала знак шоферу, и траурный кортеж отправился в обратный путь. Но долго еще сквозь мутное стекло, до хруста вывернув шею, смотрела Шайни на последнее пристанище тех, что дали ей жизнь.

       Не было ничего удивительного в том, что мальчик с кладбища обознался. Высокая, ширококостная, Шайни Фортецки со спины легко могла сойти за мужчину. Она и была мужчиной -- внутри. Лишь снаружи ее тело было женским. С самого рождения в ней уживались Гермес и Афродита. Это никак не проявлялось в детстве, да и выяснилось совершенно случайно, когда по пути на рождественский бал школьный автобус перевернулся на скользкой дороге, и девятилетняя Шайни получила сильный ушиб живота. В больнице врач вышел к Гарри и Инге и сообщил им, что жизни их девочки ничто не угрожает... но в действительности она мальчик. Он поставил их перед выбором: сделать операцию, которая бы позволила Шайни стать полноценным мужчиной, или оставить все как есть, но тогда Шайни никогда не сможет иметь детей. За время, отпущенное для принятия решения, у Инги с Гарри произошла вторая в жизни -- и последняя -- крупная ссора. Гарри, всегда мечтавший о сыне, не хотел упускать возможность исправи ть ошибку природы и поставить все на свои места. О том, что Шайни может не понравиться быть мальчиком, он не желал и слышать. Да как такое может не понравиться! Мужчины -- хозяева жизни!.. А Инга умоляла мужа пощадить их ребенка, который воспитывался девочкой и ощущал себя девочкой, и мог не выдержать перемены пола. Ведь это -- больше, чем просто сменить платье на брюки и левую дверь санузла на правую. Изменился бы сам взгляд на мир, на свое место в этом мире, на отношения со всеми друзьями и подругами. Слишком большой груз для психики даже взрослого человека, что же говорить про дитя! Но Гарри был непреклонен. Однако Инга не собиралась уступать. Так и не придя ни к какому решению, избегая смотреть друг на друга, супруги Фортецки отправились навестить Шайни. Соскучившись по родителям, девочка принялась болтать без умолку -- рассказывать, где лежат ее одноклассники, чем кормят в больнице, какая там устроена елка, и как жаль, что она все же не попала на школьный праздник. Ее наряд совсем испортил ся во время аварии, а ведь он был намного красивее, чем у других девочек! Она так мечтала стать принцессой бала!.. Слушая щебетание дочери, Инга пристально и очень многозначительно взглянула на Гарри. Он опустил глаза. Шайни не превратилась в мальчика.
       Прошло несколько лет, и настала очередь Инги потупить взор. Шайни пришла к ней с вопросом, почему ее тело, в отличие от тел ее подруг, никак не реагирует на смену фаз Луны. На мгновение Фортецки-старшая вдруг усомнилась в правильности принятого в больнице решения. Ей предстояло нанести дочери ту же рану, что болела и у нее: незадолго до своего рождения Шайни достигла чудовищного для новорожденных веса в шесть килограммов, и, производя ее на свет, Инга едва не лишилась жизни и утратила дар материнства. Приступы острой печали временами охватывали ее до сих пор, несмотря на прошедшие годы, а ведь у нее все-таки был один ребенок -- у Шайни же не будет никого... Но, призвав на помощь все свое мужество и подбирая для предстоящей беседы слова, Инга повторила про себя те же доводы, которыми некогда убеждала Гарри. Лучше пусть Шайни будет разумной, хотя и страдающей, женщиной, чем физически здоровым быком-производителем с поврежденной психикой. И тяжелый разговор состоялс я.

Глава вторая

Небесный дар

       Шайни Фортецки не умела плакать. Как когда-то Гарри, ни слезинки не уронила она на похоронах своих отца и матери. Наверное, все слезы остались в том мартовском дне, когда мама сообщила ей о жестокой шутке Создателя, сделавшего ее, Шайни, кем-то средним между мужчиной и женщиной. Но не такова была последняя из рода Фортецки, чтобы замыкаться в своем горе. Не изнеженной и капризной была она, а решительным человеком действия. Когда высохла последняя слезинка и вернулась ясность ума, девочка решила отдать все свои силы, чтобы в один прекрасный день найти средство помогать тем, кто родился таким же несчастным. Сменила физико-математическую школу, в которой училась по настоянию Гарри, на школу с медицинским уклоном. Не моргнув и не перекрестясь для храбрости, шагнула в дебри одной из древнейших и гуманных наук. Латинский язык, анатомия, биология... Когда другие школьницы, забросив уроки, начали заглядываться на парне й, Шайни не поднимала глаз от учебников. И упорный труд ее был вознагражден -- да так, как она не смела и мечтать.
       Школу Шайни закончила с золотой медалью и стала готовиться к поступлению в институт. Однажды вечером, сидя над длинной лентой распечатки вступительного теста, девушка подняла глаза на сидевшую с книгой на диване маму -- и обомлела. Она увидела Ингу изнутри, отчетливо, как в анатомическом атласе -- только вместо глянцевой картинки был живой человек. Размеренно сокращается сердце, вздымаются и опадают легкие, течет по сосудам кровь... Стоп! Что это за крошки в левой почке?..
       -- Мама... -- неуверенно произнесла Шайни, -- я тебе сейчас кое-что скажу.
       -- Что, солнышко? -- отвлеклась от книги Инга.
       -- Мам, ты только не удивляйся... Пожалуйста, запишись на медицинское обследование. У тебя камни в почке.
       -- Что-что? -- удивилась Инга. -- С чего это ты взяла?
       Шайни молчала.
       Инга поднялась с дивана, подошла к дочери и обняла за плечи. Странным светящимся взглядом встретила та ее.
       -- Мама, ты можешь не верить... но я это вижу. Я тебя вижу так, как будто у меня не глаза, а рентген или УЗИ... нет, даже лучше! Как будто у тебя кожа прозрачная. В буквальном смысле вижу тебя насквозь.
       -- Доча, ты, наверное, переутомилась. Целыми днями сидишь и занимаешься, даже на улицу лишний раз не выйдешь. Ты же будущий медик, должна знать, как важен для здоровья свежий воздух. И в памяти все лучше уложится, если не брать штурмом, а делать перерывы.
       -- О чем ты, мама? Я не брежу и не грежу. Я действительно вижу, что у тебя внутри происходит... ой... то есть видела. Только что!! Это правда было, правда!
       -- Ну что ты так убеждаешь меня, как будто я тебя во лжи уличаю, -- опешила Инга.
       Зеленоватое свечение погасло в глазах Шайни, теперь они были такими же светло-карими, как и обычно. Отчаяние и досада стояли в них.
       -- Ты не уличаешь меня, но все равно не веришь, -- тихо произнесла Шайни. -- Что мне сделать, чтобы ты поверила? Чем раньше ты обратишься к врачу, тем легче сможешь избавиться от камней. Сейчас они еще маленькие, почти песок. Сходи на обследование, хотя бы для того, чтобы проверить, права ли я! Обещай мне!
       -- Хорошо, я обещаю. Но и ты обещай, что не будешь сегодня сидеть ночью над книгами, а ляжешь спать. Один час сна до полуночи равен двум часам сна после. Лучше завтра пораньше встанешь.
       -- Уговор за уговор! -- просияла Шайни и захлопнула учебник.

       Когда результаты обследования подтвердили наличие камней в почке, Инга рассказала о случившемся Гарри. В отличие от нее, тот сразу поверил в способности дочери и пришел в крайнее волнение.
       -- Шайничка, а может, ты и сквозь предметы умеешь видеть? -- спросил он.
       -- Нет, я вижу насквозь только людей. Причем, себя саму -- не вижу.
       -- А может, все-таки попробуем посмотреть на вещи? Пойдем-ка в лес!
       -- Папа, мне некогда, мне в институт готовиться надо.
       -- Шайни!.. Неужели тебе самой не интересно?! Прошу тебя, давай кое-что проверим!
       -- Ну, хорошо, идем.
       Гарри привел дочь на знаменитую полянку, всегда поставлявшую к домашнему столу белые грибы. Знаменита была она тем, что на ней росла "золотая" кочка: когда-то в молодости Гарри нашел под ней пятьдесят килограммов тонких нитей чистейшего золота. Драгоценный металл прислали с далекой планеты Ио, и Гарри хотел проверить, не восстановилась ли опять таинственная связь с антимиром.
       -- Вот, это здесь, -- остановился он. -- Шайни, посмотри внимательно, ты ничего не видишь в этой кочке необычного?
       Шайни присела на корточки и внимательно вгляделась в кочку. Зрачки ее вновь наполнились слабым зеленоватым свечением, похожим на огоньки светлячка.
       -- Да, вижу, -- ответила она. -- От этой кочки вверх уходят как будто бы провода.
       В сильнейшем волнении Гарри стиснул руки.
       -- А что у них внутри, ты можешь видеть? По ним течет что-нибудь?
       -- Пап, они очень тонкие... Нет, кажется, ничего не движется.
       -- А можешь проследить их вверх? Куда они ведут?
       Шайни встала, запрокинула голову. Гарри подошел и поддержал ее, чтобы она не упала назад. Сама удивляясь тому, что видит, она стала рассказывать:
       -- Они ведут очень высоко, выше облаков... Еще выше... за пределы Земли! Вокруг них чернота, космос, а они идут все дальше... Очень далеко, трудно даже представить, где, есть что-то странное -- как будто черная пасть со светящимися острыми золотыми зубами... Космос вокруг черный, но не так, в ней темнота словно гуще, такая бархатная и вязкая... Ой, она движется, глотает пространство!
       -- Не бойся, так и должно быть. Это черная дыра. Потом я объясню тебе, что это такое. Ты можешь увидеть, что еще дальше?
       -- Папа, мне страшно! У меня голова кружится, я падаю... Так затягивает эта черная дыра...
       -- Не бойся, моя хорошая, я держу тебя! Крепко держу! -- и Гарри сильнее прижал к себе дочь.
       -- По другую сторону дыры тоже космос, такой же черный, такие же звезды... -- после недолгого молчания продолжала Шайни. -- Там и планеты есть, и одна из них очень похожа на нашу Землю -- такая, как на снимках, которые делает спутниковый телескоп. Провода ведут туда!
       -- И куда же именно? -- Гарри почувствовал, как его начинает бить дрожь.
       -- Через атмосферу... сквозь облака... в город, в широкое здание в форме купола... ой. Я будто ударилась глазами.
       -- Что случилось?!
       -- Ничего. Просто кончаются провода в темном ящике, обрываются неожиданно.
       -- Наверное, это выключенный прибор... Как жаль... -- расстроился Гарри.
       -- Папа, можно больше не смотреть? Мне так плохо, как будто я тысячу километров бежала...
       -- Да, конечно, родная. Спасибо. Извини.
       Зрачки Шайни перестали светиться, она устало закрыла глаза. Гарри принес ее домой на руках и уложил в постель.
       -- Что ты с ней сделал? -- встревожилась Инга.
       -- Мы проследили нити эргоэфира от "золотой" кочки до самой планеты Ио. Там пока без изменений, никто не хочет восстановить связь с Землей.
       -- Бессовестный! Кто разрешил тебе эти эксперименты с нашей единственной дочерью?! Посмотри, она бледнее подушки, круги появились под глазами!
       -- Инга, не преувеличивай. Она так выглядит уже несколько дней, потому что готовится к своим экзаменам. Сейчас она просто устала, отоспится и снова будет как огурчик. А иначе ее было не заставить нормально отдыхать, неужели не знаешь?
       -- Ну, смотри, -- остыла Инга. -- Но если Шайни заболеет, у нас с тобой будет серьезный разговор.
       Шайни проспала почти сутки и проснулась бодрой и свежей. С новыми силами взялась она за учебники и без труда смогла поступить в институт.

Глава третья

Врач милостью Божией

       Прошли годы учебы в институте и интернатура. Прошли трудные дни непризнания, бесконечные тесты и жаркие споры с медицинской общественностью за право использовать во врачебной практике дар ясновидения. Во всем, что касалось ее специализации -- проблемы женского бесплодия -- Шайни изучила традиционную медицинскую науку в совершенстве. Совершенствовала она и свой дар. Теперь ясное зрение не приходило неожиданно, и, когда не хотела, она могла заставить его не появляться. А то однажды она впала на несколько дней в депрессию, когда на практике в хосписе ей помимо ее воли представились прозрачными все пациенты -- безнадежные раковые больные.
       Поначалу, сразу после окончания института, Шайни собиралась заняться наукой. Ее дипломная работа, посвященная способам раннего распознавания и внутриутробного лечения гермафродитизма, была написана как серьезный научный труд и обсуждалась в высоких медицинских кругах. Но, как натура деятельная, Шайни страдала нетерпением, несовместимым со спецификой работы ученого. Ни одно открытие не делается быстро, ему предшествуют годы, десятилетия, а то и века экспериментов, научных выкладок, проб и ошибок -- а ей хотелось помогать людям уже сейчас. Обсудив свои намерения с родителями, Шайни получила их согласие и деньги для открытия собственной практики.
       Создана была целая клиника -- двухэтажное здание, включавшее кабинеты диагностики и физиотерапии, богатый аптечный пункт и родильный дом. Сама Шайни, работавшая в кабинете на первом этаже, не нуждалась в сложной аппаратуре для определения диагноза, но ведь она не могла работать круглые сутки, без отпусков и выходных. А другие врачи, хотя и прошли строгий конкурс при приеме на работу, не обладали ее уникальным даром. Их "ясными глазами" и было новейшее оборудование, занимавшее в клинике половину первого этажа.
       Как почти всякий начинающий врач частной клиники, пока профессиональная компетентность не создаст ему репутацию, поначалу Шайни работала себе в убыток. Но очень скоро имя доктора Фортецки стало известно не только в городе, но и в стране, и даже за пределами Канады. Шайни появлялась дома только поздним вечером. Закончив прием пациенток, она отправлялась на второй этаж проведать тех, кто достиг конечной цели лечения -- произвел на свет детей, и внимательно осматривала новорожденных. Все трудные роды она принимала лично, даже ночью ради этого приезжая из дома. Один-единственный раз за многие годы своей работы она разглядела у ребенка такой же недостаток, как у нее самой. Но тут, поскольку воспитание малыша еще никак не было начато, была возможность впоследствии превратить его в нормального мальчика. И, записав родителей этого ребенка на многолетнюю консультацию, Шайни почувствовала, что достигла одну из целей своей жизни.
       Дифирамбы в адрес Шайни не сходили с уст ее благодарных пациенток. Несмотря на то, что клиника была оснащена по последнему слову техники и имела в аптеке самые дорогостоящие лекарства, еще никогда и никому доктор Фортецки не отказывала в лечении по материальным соображениям. Благодаря ее мягкому и вместе с тем решительному характеру, не возникало никаких конфликтов ни с сотрудниками, ни с больными. Впрочем, один неприятный случай все же был. Однажды в ее кабинет вошел мужчина. Шайни удивило, что он пришел один, потому что лечением мужского бесплодия она не занималась. Но она никак не высказала своего недоумения, пригласила вошедшего сесть и спросила, что привело его к ней.
       -- Вы ведь ясновидящая? -- хрипло спросил он.
       -- В некотором роде... -- отвечала Шайни.
       -- Значит, Вы мне поможете! -- чуть ли не тоном приказа сказал посетитель.
       -- Если это в моих силах. А что с Вами случилось?
       -- От меня ушла жена! Я нанял сыщиков, но все, что им удалось добыть, -- это ее шарфик, забытый в гостиничном номере. По нему Вы поймете, где она сейчас! И скажете мне, черт побери.
       -- Простите, мистер... -- Шайни сделала паузу, но недружелюбный гость не представился, и она продолжала. -- Вынуждена Вас огорчить: я не смогу помочь Вам.
       -- Но Вы ясновидящая!
       -- Я не та ясновидящая, которая Вам нужна. Я не медиум. Ни в прошлое, ни в будущее я не могу заглядывать, и не имею ни малейшего представления, где сейчас Ваша жена. Единственное, что я могу для Вас сделать, это дать совет. Вряд ли Ваша супруга стала бы уходить ни с того, ни с сего. Если Вы изменитесь, есть шанс, что она к Вам вернется. Подумайте о Вашей манере держаться с людьми. И старайтесь не баловаться алкоголем: я вижу, что Ваша печень на грани цирроза.
       Мужчина слушал ее, все мрачнея, и наконец сорвался:
       -- Ах ты, стерва, я к тебе не нотации слушать пришел! Найди мою жену, если ты ясновидящая! А если не можешь, нечего из себя строить!!
       Побледнев и прикусив губу, Шайни нажала кнопку вызова охраны.
       -- Вы не найдете здесь того, что ищете, -- ровным спокойным голосом произнесла она. -- Прошу Вас покинуть клинику. Если Вы не пожелаете это сделать, Вам помогут.
       Грубиян резко повернулся к двери, но, увидев охранников, сник, словно из него выпустили воздух, и покорно вышел. Не попрощавшись, между прочим.
       Шайни перевела дух и откинулась на спинку стула. Столкновение с несовершенством человеческой натуры всегда ранило и обессиливало ее.
       А в последние годы все чаще испытывала она и другую боль. При всем богатстве своих медицинских познаний, самой себе Шайни помочь так и не смогла. Даже если и удалось бы в пробирке соединить ее мужские клетки с женскими -- у нее попросту не было органа, в котором мог бы расти ребенок. Все, что предлагала в подобных случаях медицина, -- это суррогатное материнство. Но с моральной точки зрения это явление порождает споры, а Шайни не чувствовала себя готовой иметь ребенка любой ценой. Не так уж редки случаи, когда суррогатные матери отказываются отдавать выношенных ими детей. А случись такое, Шайни не смогла бы настаивать. И потому она не считала себя вправе подвергать другую женщину непростому моральному и физическому испытанию ради решения своих проблем.

Глава четвертая

Потеря за потерей

       Все, кто знаком был с Шайни Фортецки, называли ее святой. Зависть, злоба, жадность, тщеславие, корысть были чужды ей. И насколько была она добра и отзывчива с окружающими, настолько строга была Шайни к самой себе. Еще при открытии своей клиники она решила, что, как только у нее возникнет хотя бы тень зависти по отношению к будущей матери, хотя бы призрак неприязненного отношения к новорожденному -- этот день станет ее последним рабочим днем.
       И такой день настал. Женщина, которая тогда рожала, была красива как ангел, не в пример мужеподобной Шайни, и доктор помнила, с каким сочувствием выслушивала рассказ пациентки о многих годах мучений. Тело больной, такое прекрасное внешне, отказывалось удерживать в себе детей, как будто противилось нарушению совершенства своих форм. Даже после лечения беременность этой женщины была хрупкой, и неоднократно Шайни выезжала к ней по срочному вызову, каждый раз буквально чудом предотвращая потерю ребенка. Но вот девятимесячный путь был пройден. Конечно же, Шайни решила сама принимать эти роды.
       О, ирония судьбы! Ребенок, выношенный с таким трудом, родился замечательно легко, не потребовав вмешательства врача. Его появление можно было бы заснять на видеопленку в качестве идеального образца: мать совершенно не испытывала боли, была спокойной и собранной, правильно вела себя и радостно приветствовала мальчика, которого положили ей на грудь.
       -- Поздравляю! Прекрасный здоровый ребенок, -- сказала Шайни.
       Только лишь ей самой показалось, будто голос ее прозвучал неискренне. Но этого ей было достаточно, чтобы вынести себе приговор.
       Шайни все решала быстро, быстро и расправилась со своей карьерой. Единственный раз за всю историю клиники она воспользовалась правом единоличного принятия решений. Назначила вместо себя заведующим пожилого доктора, давно искавшего случай отойти от практической работы, но не желавшего расставаться с родной клиникой. На свое место в диагностическом кабинете взяла дальнюю родственницу, способную девочку, хотя и вчерашнюю студентку. Ей же передала она и свое право собственности. Долго сопротивлялась, но потом сдалась и позволила сохранить за собой пожизненный процент от доходов работы клиники. И хотя предчувствовала, что с ее уходом пациентками станут почти исключительно женщины выше среднего уровня достатка, все же ни разу не обернулась, выйдя за ворота.

       Первое утро, когда не надо было идти на работу, было хмурым. И не только из-за пелены облаков, висевшей так низко над пожелтевшим садом. Пасмурно было и у Шайни на душе. Что делать дальше? За счет доходов клиники можно было бы не работать, но так и с ума недолго сойти от безделья и жалости к себе. Непросто начинать новую жизнь, когда тебе уже пятьдесят три. Хотя тут Шайни поймала себя на том, что преувеличивает: работу можно было бы найти сравнительно легко с ее-то именем. Сколько раз ее приглашали научные институты для совместной работы, учебные институты для чтения лекций -- а она сама же отказывалась, ссылаясь на занятость. Но приглашения оставались в силе. Теперь нужно было всего лишь взять наугад любую карточку из визитницы и позвонить.
       В комнату постучали, и вошла Инга, слегка придерживаясь за стену.
       -- Шайни, солнышко, завтрак готов, вставать пора! -- сказала она. -- Смотри, как без тебя на улице темно!
       -- Мама! Спасибо... но зачем ты так рано поднялась, трудилась на кухне? Я бы сама все сделала, -- отвечала Шайни, чуть краснея от стыда и поспешно вставая.
       -- Ты у меня и так наработалась, тебе отдохнуть надо, а я все равно мало сплю. Да и папа вчера в лесу побывал, грибочков принес, вот я пирожков и напекла.
       -- Бабушкиных?! -- обрадовалась Шайни.
       -- Да, тех самых.
       -- Ой, мама, как хорошо! -- Шайни подошла к Инге, нежно обняла ее и покрыла поцелуями.
       Пирожки "от Фортецки" пользовались заслуженной любовью не только всей родни, но и соседей. Мать Гарри, которая знала их рецепт от своей русской бабушки, часто радовала ими домашних, но ни за какие деньги не раскрывала их секрет. Потом рецепт по наследству перешел к Инге, и уж она-то не скупилась делиться им со всеми, кто просил. Однако, несмотря на строгое следование ему, удавались пирожки не у всех, и использовать рецепт в промышленном производстве -- как хотели, было, одни из родственников, имевшие свою пекарню -- тоже не получилось. Не последнюю роль в постижении секрета пирожков играла душа мастерицы, а у хлебопекарной техники, как у любой другой машины, души нет.
       Не так уж часто собирались Гарри, Инга и Шайни за одним столом. Обычно, когда Шайни возвращалась, родители уже спали. И уже давно не было случая вместе позавтракать, поскольку она очень рано уходила. Наслаждаясь горячими пирожками с крепким сладким чаем, глядя на изрезанные морщинами, но такие родные лица, Шайни отдыхала душой. И каким-то наитием чувствовала, что не так уж к спеху искать работу, что надо воспользоваться вынужденной передышкой, подольше побыть дома. Она так никуда и не позвонила.
       Тихое семейное счастье длилось, увы, недолго. Предчувствия не обманули Шайни -- однажды утром Инга и Гарри не проснулись. Их ночной сон незаметно перешел в Вечность, и собравшиеся на похороны родственники удивлялись, каким покоем были исполнены лица усопших. У обоих застыла легкая улыбка на губах.

Глава пятая

Ау, планета Ио!..

       Когда все разошлись после поминок, прислуга закончила убирать дом, Шайни осталась одна. Неприкаянно бродила она по комнатам, трогала то одну, то другую вещь, поправляла и без того ровно стоявшие стулья. Она не могла даже подумать, как ляжет спать, да и было еще не слишком поздно. Чтобы чем-нибудь занять себя, она зашла в кабинет отца и стала разбирать его бумаги. В семье был фотоальбом, но некоторые фотографии Гарри хранил у себя в столе. Одна из них случайно выскользнула из стопки бумаг на пол. Шайни положила бумаги обратно и нагнулась за снимком. На нем молодая смеющаяся Инга сидела на кочке на лесной поляне и протягивала к объективу ладони, наполненные округлыми золотыми слитками. Золото в лесу?.. Откуда?
       И тут Шайни вспомнила. Отец, узнав о ее даре ясновидения, водил ее к той самой кочке, называя ее "золотой". Он рассказывал историю запечатленного на снимке золота, вспоминал удивительное приключение, случившееся с ним в молодости -- собирая грибы, он вдруг вошел в контакт с жителями далекой планеты, -- и сокрушался, что связь с инопланетянами неожиданно оборвалась. Он хотел полететь на ту планету... как же она называлась... Ио! И говорил, что в "золотой" кочке оканчиваются нити какого-то эргоэфира -- своего рода провода, связывающие Ио с Землей.
       Теперь Шайни знала, что делать. Раз уж так получилось, что она не работает, она должна попытаться возобновить контакт с инопланетянами и осуществить папину мечту. Она еле сдержала желание сейчас же бежать в лес. Было уже темно, и она бы попросту заблудилась.
       Душа у нее по-прежнему болела, но жуткое потерянное чувство уступило место решимости, и Шайни поняла, что теперь сможет спать. Она приняла теплый душ, выпила бокал красного вина и улеглась. Ей снился необъятный космос, будто темно-синий бархат, пробитый золотыми гвоздиками звезд, и зубастая пасть черной дыры. С опаской приближалась к ней Шайни, сопротивляясь затягивающей силе. Огромная глотка вдруг раскрылась еще шире, позволяя заглянуть в нее, и в образовавшемся туннеле оказались Гарри с Ингой. Улыбаясь, они звали дочь за собой. И страха не стало.
       Поднялась Шайни ни свет, ни заря, и ей пришлось ждать, пока рассветет, чтобы отправиться на грибную полянку. Как много лет назад Гарри с Ингой, она нашла ее далеко не сразу: слишком давно не была в лесу. Осенью сумерки наступают рано, и, опасаясь, что темнота застигнет ее вдали от дома, Шайни хотела, было, прекратить поиски -- и случайно вышла к нужному месту. Помедлив, опустилась на колени около кочки и всмотрелась в нее. Тончайшие "провода" были на месте. Показалось ли ей, что какое-то движение волнами пробегало по ним?..
       Теперь некому было поддержать Шайни, если она начнет падать назад, поэтому она решила проследить нити эргоэфира сидя. Расстелила у кочки принесенную из дома подстилку, села на нее, опираясь руками позади спины, и запрокинула голову. Все выше и выше уходя взглядом, она на мгновение забыла обо всем. Время как будто повернуло вспять -- ей представилось, что она снова вчерашняя школьница, что она лишь недавно открыла у себя дар ясного зрения, и почти физически она ощутила спиной тепло тела отца. Выше и дальше... дальше и выше... вот и черная дыра. Нырнув в ее жадную пасть, нити уходят в антимир, и следует за ними взглядом Шайни. Вот уж она по другую сторону... стремительно приближается планета, так похожая на родную Землю... мягко принимает ее в себя голубое одеяло атмосферы, расступаются облака... Вот знакомая антенна на крыше широкого купола... сейчас путешествие завершится.
       К удивлению Шайни, ящик, в который вели нити эргоэфира, теперь не заканчивался глухим тупиком. В нем оказалось прямоугольное окно -- экран, и через него Шайни увидела странное существо. Инопланетянин отдаленно походил на человека, но кожа его была бледно-сиреневой, на лице были четыре зеленые глаза, нос кнопочкой и рот сердечком, уши скорее напоминали локаторы, а волосы закручивались синеватыми спиралями. Обе пары глаз гуманоида широко распахнулись от изумления, из фиолетовых губ полились странные воркующие, булькающие звуки.
       -- Извините, я не понимаю, -- произнесла Шайни.
       Иотянин протянул к экрану трехпалую руку, Шайни услышала щелчок и монотонный голос машины-переводчика -- она сразу узнала его, помня рассказы отца!
       -- Я не верю глазам, -- гудел голос. -- На связи планета Земля?!
       -- Да, -- отвечала Шайни.
       -- Кто Вы?
       -- Меня зовут Шайни Фортецки, я дочь Гарри.
       -- Что такое дочь?
       -- Ну... как сказать по-другому... его ребенок, дитя, потомок, отпрыск...
       -- Отпрыск! Понимаю. Какая радость, что Вы нашли нас!! На общепланетном собрании уже поднимался вопрос о возобновлении программы поиска инопланетных цивилизаций, она должна была начать работать завтра, я как раз проверял оборудование -- и тут Вы сами выходите на связь! Как Вам это удалось?!
       -- Папа... то есть, Гарри, рассказал мне о вашей планете и показал кочку, под которой он нашел присланное вами золото. Я обладаю даром ясновидения, и смогла проследить связи до их источника.
       -- Должно быть, Вы обладаете еще и колоссальной энергией!
       -- Возможно... но сейчас она на исходе. Я чувствую страшную усталость, все мышцы болят, как будто я долго бежала. Скоро я прерву связь.
       -- Послушайте! Зачем Вам тратить свои силы, когда совсем рядом с Вами закреплены прекрасные носители энергии -- нити эргоэфира. Вы наблюдаете их извне и потому устаете -- а если они будут идти прямо к Вашим глазам и ушам, больших усилий для общения не потребуется. Правда, при установлении канала связи Вам придется ощутить сильный головной удар.
       -- Я знаю. Гарри рассказывал мне. Я готова.
       -- Оставайтесь там, где Вы находитесь, только примите положение, при котором Вам будет легче выдержать удар.
       -- Я сидела, теперь я легла. Можете действовать.
       В ту же секунду грянул гром, вспыхнула ослепительная молния, и Шайни почудилось, что ее голова разлетается на куски. Она потеряла сознание.
       Лишь утром следующего дня она пришла в себя. Бог миловал -- она не подхватила воспаление легких, и даже не простудилась, хотя пролежала всю холодную осеннюю ночь на тонкой подстилке прямо на земле.
       -- С пробуждением! -- прозвучал в ее ушах монотонный голос, едва она открыла глаза.
       -- Спасибо... а кто со мной говорит? Я Вас не вижу.
       -- Я Айто, координатор проекта налаживания контакта с Землей.
       -- А, Вы с планеты Ио! Это с Вами мы беседовали вчера?
       -- Да. Как Вы себя чувствуете?
       -- Спасибо, ничего. Голова почти не болит, только я замерзла. Я вся мокрая от росы. С Вашего позволения, я пойду домой переодеться.
       -- Конечно, идите. Мы никак не ограничиваем свободу Ваших действий.
       -- Когда следующий сеанс связи?
       -- Мы постоянно наблюдаем за Землей Вашими глазами и слышим все, что слышите Вы. Когда у Вас возникнет потребность общаться с нами, просто обратитесь ко мне.
       -- Хорошо. Тогда до свидания!
       -- До свидания.
       -- Подождите! -- спохватилась Шайни. -- А со мной все время будете общаться только Вы?
       -- Простите... я Вас чем-то не устраиваю?
       -- Нет-нет, что Вы, все в порядке... мне просто любопытно, где сейчас Лоо. Он еще жив?
       -- Лоо, это мой родитель! Откуда Вы знаете про него?! Ах да. Вы же отпрыск Гарри. К сожалению, Лоо был наказан как виновник всепланетного переполоха и глобального искажения информации. Печально признавать это, но последствия его необдуманной инициативы задержали развитие планеты и привели к необходимости прервать связь с Гарри...
       -- Вы говорите о нем, как о чужом человеке... то есть, просто как о чужом. Как о не родном.
       -- Я повторяю то, что известно всем на Ио. При всей моей любви к родителю, я не могу не признать, что он осужден справедливо.
       -- Так Вы не ответили: он жив?
       -- Извините, но Вы сами меня перебили. Лоо жив и здоров, но срок его наказания еще не истек.
       -- Боже мой, столько лет!.. Как именно его наказали?
       -- Он наказан бездействием, не может принимать участие ни в каких проектах.
       -- Но это же жестоко! За такой большой промежуток времени вынужденный отдых превращается в пытку.
       -- Но ведь он не наказан абсолютным бездействием. Он может читать научную литературу, самостоятельно вести исследования, может трудиться для себя лично, просто из общественных работ он исключен.
       -- Если я имею на Вашей планете хоть какое-то право голоса... в чем я сильно сомневаюсь... я бы хотела попросить помиловать его. Мне хотелось бы с ним пообщаться. Надеюсь, он еще не очень стар и сохранил память о моем отце.
       -- О ком, простите?
       -- О Гарри.
       -- Ах, о Вашем родителе! Да, у Лоо хорошая память. Тем более, он постоянно думает о своем проступке. Хорошо, я вынесу Ваше желание на всепланетное обсуждение.
       -- Спасибо! До свидания!
       -- До свидания, Шайни Фортецки.
       -- Можно просто Шайни.
       -- Шайни.
       -- Всего доброго.

Глава шестая

Связь восстановлена!

       "Восстановлена связь с Землей! Связь с Землей восстановлена! Объявляется всепланетное собрание! " -- возвестило Центральное телевидение планеты Ио.
       Общепланетная цивилизация Ио более полувека назад пережила потрясение, вызванное тем, что все иотяне в одночасье проникли в мысли друг друга. В том, что это случилось, и заключался проступок Лоо, тогдашнего координатора проекта налаживания контакта с Землей. С помощью канала индивидуальной связи он объяснял Гарри, как построить космолет, способный преодолеть громадное расстояние от Земли до Ио (более десяти световых лет) за промежуток времени, соизмеримый с продолжительностью жизни человека. Каналы связи, подобные тому, что соединял их, существовали и между многими жителями планеты Ио, с успехом заменяя телефонную и телеграфную связь. По решению всепланетного собрания, по этим каналам передавались только слова, но не мысли. Однако Лоо, отчаявшись втолковать Гарри, как строить двигатели космического корабля, решил войти в заброшенную лабораторию, приспособленную для преобразования каналов связи из словесных в мысленные. Принял он это решение самовольно, даже не пытаясь выносить его на обсуждение, заранее уверенный в отрицательном ответе, поэтому у него не было кода дверного замка. После многократных безуспешных попыток подобрать код, самообладание изменило иотянину. Он вышиб дверь -- и, к несчастью, она оказалась менее прочной, чем он предполагал. Она сорвалась с петель, и Лоо, как на доске для серфинга, упал на ней прямо на пульт управления. Преобразование, задуманное Лоо только для одного канала связи, его и Гарри, случилось со всеми каналами. А преобразование это -- необратимо: раз начав передавать по каналу связи мысли, уже невозможно вернуть его в словесный режим. Вот тогда и было принято решение, задержавшее развитие цивилизации, но представлявшееся единственно возможным выходом: все каналы связи, соединявшие живое существо с живым существом, были оборваны, и жители огромной планеты оказались разобщены. Про телефоны и телеграф на Ио уже успели забыть за ненадобностью, давно никто не писал и писем. Телевидение и электронная почта на многие десятилетия, пока шло восстановление сложной разветвленной системы индивидуальных каналов, стали единственными средствами дальней связи. На это время были заброшены работы в отдаленных уголках планеты, в недрах Ио и посреди океанов. Жизнь сосредоточилась в городах и крупных селах, где были компьютеры и телевизоры. Ибо жители планеты Ио наделены крайне сильным чувством коллективизма и очень плохо переносят одиночество. Если бы кого-то из них приговорили к заключению в одиночной камере, это оказалось бы смертным приговором. Но таких камер, как и тюрем вообще, на Ио не существует, поскольку нет ни хулиганства, ни преступности. По земным понятиям, иотяне -- ангелы во плоти. Разве что выглядят не такими, какими рисует человеческое воображение крылатых небожителей.
       Безоговорочный альтруизм, стремление помогать ближнему -- тоже врожденные черты характера иотян, и, едва управившись со своими трудностями, они сразу же подумали о жителях других планет, страдающих от недостатка природных ресурсов, в поте лица добывающих хлеб свой насущный, озлобленных и разобщенных, снедаемых отрицательными эмоциями. Была вновь создана служба поиска инопланетных цивилизаций. Эрго, возглавлявший эту службу при жизни Гарри, не дожил до сего светлого дня, потому что был уже пожилым к тому времени, когда Гарри попал в канал связи с иотянами. Как и в случае с Лоо и Айто, при возобновлении работы службы получилось так, что отпрыск продолжил дело родителя. Иби, потомок Эрго, во время контакта с Гарри работавший оператором мониторинга опорной площадки Ио на планете Земля, стал руководителем восстановленной службы. Именно Иби, а не Лоо, был последним из иотян, кто разговаривал с Гарри, но Шайни этого не знала.
       Новость о том, что разумная жительница Земли сама вышла на связь с Ио, с волнением обсуждалась по всей планете. Те из иотян, кто еще помнил Гарри, удивлялись, насколько иначе вела себя Шайни. Она не боялась, не проявляла враждебности, а смело шла на контакт. Ей ничего не надо было объяснять, словно бы связь с Землей прервалась не более пятидесяти земных лет назад, а лишь вчера. Иотяне видели в этом немалую заслугу Гарри, но не отрицали и сверхъестественные способности самой Шайни. Они пришли к выводу, что она не обычный человек. Несколько ученых высказались о возможном влиянии нитей эргоэфира на генетический код жителей исследуемых планет. Важность этих соображений была признана всеми, и иотяне решили повторить приглашение, сделанное когда-то. Назрела необходимость жителю Земли посетить планету Ио, это был сам собой разумеющийся следующий этап строительства отношений между цивилизациями.
       Но просьбу Шайни о помиловании Лоо всепланетное собрание не удовлетворило. Кто знает, как развивалась бы история галактики, если бы не было этих потерянных лет, если бы Ио посетил уже Гарри!..

Глава седьмая

Любовь разделенная и безраздельная

       Вернувшись домой, Шайни успокоила взволнованных слуг, уже собиравшихся, было, идти искать ее. Она не рассказала, что провела ночь в лесу под открытым небом, не стала распространяться и о связи с планетой Ио. Никто не предупреждал ее об осторожности, просто она, умудренный жизнью человек, догадалась сама о возможных последствиях. Меньше всего ей сейчас хотелось бы, чтобы ее посчитали больной и не дали работать. Она позвонила по телефонам, указанным в хранящихся у нее визитных карточках, и договорилась с несколькими медицинскими институтами о чтении лекций. Потом отправилась в библиотеку, чтобы быть в курсе последних новостей мира медицины. Погруженная в чтение, она не сразу услышала монотонный голос:
       -- Шайни, отвечайте! Почему Вы молчите? Вы заснули?
       -- Нет. Я читаю, -- тихо ответила она. -- Подождите, сейчас я не могу разговаривать. Скоро я выйду отсюда, чтобы не мешать другим работать, тогда поговорим.
       Шайни быстро дочитала до конца статьи, делая пометки в блокноте, сдала журналы и вышла из библиотеки.
       -- Я слушаю, -- произнесла она.
       -- Вчера мы провели общепланетное собрание. Увы, Ваша просьба о помиловании моего родителя отклонена.
       -- Как жаль! Я сочувствую ему и Вам.
       -- Ничего. Я же говорил, что признаю его наказание справедливым. Но слушайте! Мы пришли к выводу, что Вам обязательно нужно посетить нашу планету. Мы предлагаем Вам построить для этого космический корабль, -- сообщил Айто.
       -- Спасибо, что пригласили меня! Гарри много лет мечтал снова получить возможность полететь к вам, и я буду рада исполнить его мечту. Но как я смогу построить корабль? Я никогда этим не занималась.
       -- Мы прочитаем Вам курс лекций, а потом будем руководить Вашими действиями. Чтобы Вы смогли приобрести все необходимое для путешествия, мы пришлем Вам золото, так же, как присылали Вашему родителю.
       -- Хорошо... но, скажите, сколько лет займет полет на Вашу планету?
       -- По земному времени, примерно двадцать пять.
       -- Видите ли... -- помрачнела Шайни, -- у меня вдруг возникло сомнение. Мне может не хватить жизненного времени. Я уже не молода. И если только в один конец дорога занимает двадцать пять лет...
       -- Нет, Вы не поняли. Путешествие в один конец займет двенадцать лет, а год Вы пробудете у нас, чтобы научиться использовать источники практически неограниченной энергии и помочь землянам решить энергетическую проблему, корень всех остальных зол. Еще мы обучим Вас, как влиять на людей, чтобы они жили в мире и согласии, не гнались за прибылью и выгодой, не губили друг друга и природу.
       -- Это просто замечательно! Я и сама хотела бы уметь так влиять на людей. И пыталась... но получалось далеко не всегда.
       -- Мы поможем Вам в этом. Наша цель -- чтобы жители других планет стали так же счастливы, как мы, чтобы материальные трудности не мешали их духовному росту, чтобы злоба и насилие остались только в далекой истории, но исчезли из повседневной жизни.
       -- Как вы благородны! Жаль, что я не узнала вас раньше.
       -- Шайни, а сколько примерно живут люди?
       -- В разных странах -- от пятидесяти до девяноста лет. В редких случаях люди доживают до ста и более лет, тогда они уже считаются долгожителями.
       -- Как мало! Срок нашей жизни -- не менее ста пятидесяти лет. Но, может быть, когда у людей станет меньше горя и забот, продлится и их существование.
       -- Я очень на это надеюсь. Хоть бы мне все успеть!
       -- А сколько точно Вам лет?
       -- Пятьдесят три, -- помедлив, ответила Шайни. -- Но, вообще-то, женщин о возрасте не спрашивают.
       -- Что значит "женщины"? -- озадачился Айто.
       -- Я не поняла вопроса.
       -- Это слово присутствует в словарном запасе земного языка, полученном в результате общения с Вашим родителем и его предшественником, человеком по имени Вилли, но мы не смогли определить его точного значения. Это какой-то особый вид людей?
       -- Да, наверное, можно сказать и так. Все люди делятся на мужчин и женщин. В продолжении человеческого рода участвуют двое, мужчина и женщина. Во время акта физической любви мужчина оплодотворяет женщину, потом она вынашивает и производит на свет детей. А разве у вас не так?
       -- Нет, не так... Вот оно что... оказывается, люди разделены...
       -- И не только люди, большинство живых существ на Земле делится на мужские и женские особи.
       -- Да... быть может, в этом разделении -- причина того, что земляне так высоко ставят свою индивидуальность, свои личные интересы, часто в ущерб интересам других и общему делу.
       -- Айто, Вы все время повторяете, что люди разделены. А жители планеты Ио?
       -- У каждого из нас в теле заключаются и оплодотворяющие, и репродуктивные органы. Даже если иотянин проведет всю жизнь в одиночестве -- хотя это очень трудно, даже невозможно представить! -- у него в определенное время появится два отпрыска.
       -- Вы хотите сказать, двое детей?
       -- Да.
       -- Но тогда получается, что вы еще более самодостаточны, чем мы. Вы вообще спокойно могли бы обходиться друг без друга. Какую же роль у вас играет любовь, и есть ли она?
       -- Как может не быть любви, ведь на ней все держится! Любовь обязательно возникает, и, как правило, между ровесниками. Никто не устанавливал это правило, просто обычно само так получается. Влюбленные стараются проводить как можно больше времени вместе, они слагают прекрасные поэмы и песни, а чтобы легче перенести разлуку друг с другом, они просят установить между ними любовный канал связи. Он похож на тот, что соединял наших с Вами родителей, и на тот, при помощи которого мы общаемся с Вами. Никто третий не может вмешаться в канал связи пары, поэтому любовь у нас обходится без ревности и невозможны измены. Когда любящие чувствуют, что у них должны появиться дети -- а поскольку они ровесники, это происходит одновременно -- тогда они присасываются пупками и обмениваются незрелыми зародышами. Такое счастье -- вынашивать дитя возлюбленного!
       -- Я поняла из Ваших слов, что любовь у вас -- возвышенное, глубокое, чистое чувство. А плотской, физической любви у вас, получается, нет?
       -- Отчего же нет. Есть, просто она не связана с рождением потомства. Присасывания пупками, даже если при этом нет обмена зародышами, доставляют величайшее физическое наслаждение.
       -- Мне как-то трудно это представить.
       -- Почему? Разве у Вас нет любимого человека?
       -- Нет, -- вздохнула Шайни.
       -- Почему же?
       -- Извините, это очень личное. Мы еще совсем недолго знакомы, я не готова обсуждать с Вами этот вопрос.
       -- Прошу меня простить.
       -- Прощаю. А сколько Вам лет, Айто?
       -- Вы удивитесь, Шайни! Если считать по земным годам, мы -- ровесники! Я -- старший отпрыск Лоо. И тоже пока не нашел себе пару. Мой первый отпрыск родился, не зная второго родителя.
       -- Ну, ничего, у Вас еще все впереди!.. А давайте перейдем на "ты", раз мы ровесники?
       -- Хорошо. Мне так даже удобнее. Мы на Ио, как правило, говорим друг другу "ты". Что ты сейчас собираешься делать?
       -- Мне нужно ехать в институт, читать студентам лекцию. Хочешь, послушай -- получишь представление о нашей медицинской науке.
       -- Отличная идея! Я сохраню твою лекцию на кристаллах памяти и передам нашим ученым. Желаю удачи!
       -- Спасибо, Айто.

Глава восьмая

По стопам отца

       Прошел год. Жизнь постепенно вошла для Шайни в привычное, наполненное работой, русло. И вместе с тем, она стала новой: каждый день монотонный голос с планеты Ио посвящал Шайни в тайны мироздания. Ее познания в физике ограничивались рамками медицины, и это в определенной степени помогало ей: поскольку меньше была ее осведомленность в земной физической науке, то меньше было у нее и стереотипов. Она гораздо легче, чем некогда Гарри, принимала на веру открытия иотянских ученых. К тому же, Айто, передававший ей эти знания, перед каждым разговором с ней обязательно советовался с родителем. За прошедшие годы тот ни на минуту не забывал о случившемся когда-то с ним и Гарри, и много раз спрашивал себя, не потому ли так все обернулось, что он, Лоо, недостаточно хорошо умел объяснять. Движимый то ли надеждой, то ли предвидением, он написал учебное пособие по иотянской физике для жителей других планет и составил своего род а самоучитель для желающих построить космический корабль. Вот этими разработками и пользовался теперь Айто. Получалось так, что косвенно, несмотря на запрет, Лоо участвовал в работе проекта по налаживанию контакта с Землей. Руководитель службы поиска инопланетных цивилизаций Иби подозревал, что Айто не сам такой мудрый, а ему кто-то помогает, но не был в этом уверен и не хотел обижать товарища своими подозрениями. К тому же, он решил, что, даже если и была тут некая самовольность, то шла она только на пользу общему делу.
       В бумагах отца Шайни наткнулась на упоминание о принадлежащем ее семье земельном участке в горах Макензи. Когда у нее появился свой вертолет, и она освоила управление им, Шайни отправилась туда. Далеко не с первого подлета ей удалось обнаружить нужное место, ведь там больше не находился разборный домик, да и чертеж контура космического корабля давно стерся с каменистого плато. Найти свой участок Шайни смогла, только увидев с воздуха котел паровой электростанции. Она приземлилась неподалеку от него и с восторгом огляделась вокруг.
       -- Какое красивое место, Айто! -- восхищенно произнесла она. -- Жаль, что я не знала о нем раньше, а то бы нашла способ проводить здесь отпуска.
       -- Ты считаешь, это именно то место, где твой родитель собирался строить космолет?
       -- Да, скорее всего. Здесь для этого все условия: вдали от людского жилья, есть большая ровная площадка, поблизости источники воды, а лес достаточно далеко -- не возникнет пожар, если что.
       -- Скоро тебе придется поселиться здесь. Ты уже готова перейти от теории к практике?
       -- Кажется, готова. На будущей неделе завершается цикл моих лекций в медицинских институтах, потом еще два научных семинара -- и можно уходить на покой. Тогда все мое время будет принадлежать тебе!
       -- Ты уже придумала, где поставишь домик?
       -- Наверное, вот здесь, на склоне, поблизости от электростанции. Это ведь была электростанция?
       -- Была. И будет! Сходи-ка, проверь ее состояние.
       -- Слушаюсь и повинуюсь! -- смеясь, ответила Шайни.
       Она вернулась в вертолет, чтобы сменить кожаную летную форму на рабочий комбинезон, захватила фонарик и подошла к электростанции. Крышка котла была закрыта неплотно, и Шайни увидела, что воды там нет. Обведя фонариком покрытые ржавчиной стенки, она скользнула лучом в глубину и заметила, что котел не пуст.
       -- Ой, смотри, там что-то лежит! Целая груда каких-то странных предметов.
       -- Вижу. Ты можешь достать их?
       -- Для этого надо спуститься в котел. А мне страшновато: вдруг не смогу вылезти. Я что-то становлюсь неповоротлива, наверное, старею... Помочь мне будет некому, случись что. Придется пока осмотреть все снаружи, а в следующий прилет я захвачу веревочную лестницу.
       -- Шайни, постарайся определить, насколько глубоко проржавели стенки. Выдержит ли этот котел, или придется его менять.
       -- Так, сейчас посмотрим... Там, докуда можно дотянуться, слой ржавчины только поверхностный. Хорошо бы, везде было так. Но понять это можно только изнутри, а я, извини, сегодня туда не полезу.
       -- Ну ладно, осмотри тогда остальные узлы электростанции.
       На осмотр и проверку станции, стоявшей без дела пятьдесят лет, у Шайни ушел почти весь день. Собираясь улетать, она еще раз огляделась кругом и полной грудью вдохнула чистый горный воздух.
       -- Солнце скоро сядет. Пора торопиться на взлет, а я все не налюбуюсь, -- задумчиво произнесла она.
       -- Это и в самом деле просто волшебное место, Шайни, -- отозвался Айто. -- Мне довелось попутешествовать по планете, и могу тебе сказать: я не видел на Ио такой красоты. А может, и не стоит сравнивать: у нас все-таки другая природа, хотя и довольно много общего.
       -- Ой, все это замечательно, но пора лететь, а то как бы мне в темноте обо что-нибудь не разбиться, -- спохватилась Шайни.
       -- Да, ты уж поторопись, мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
       -- Тогда -- от винта!
       -- А я и так от него далеко! -- хмыкнул Айто.

Глава девятая

Грандиозное строительство

       Шайни уже много месяцев жила в разборном домике в горах, исчезнув для всего света. Свой особняк она разрешила сдавать внаем, пока не вернется -- из длительной научной экспедиции с неясным результатом, как объяснила она. То есть, она откровенно призналась, что сама не предполагает, что ей удастся обнаружить в результате путешествия, и этим обосновала свое нежелание вдаваться в подробности.
       Электростанция оказалась еще пригодной для работы, нужно было только снова налить в паровой котел воду и поместить в нее нагревательный элемент. На дне котла оказались легкие прочные материалы, собранные когда-то Гарри для строительства космолета: пластмассы с различными свойствами, алюминиевые сплавы, -- и фарфоровые заготовки для лазерных излучателей, которые предполагалось использовать как режущие и сварочные инструменты. Эти находки значительно облегчили Шайни работу. Еще в котле оказались записи, сделанные на тонкой бумаге химическим карандашом и потому совершенно расплывшиеся от многолетнего лежания на влажном дне, и размагниченные мини-кассеты для диктофона. Убедившись, что с этими находками уже ничего не поделаешь, Шайни с сожалением выкинула их. А были на кассетах тайком сделанные Гарри записи его разговоров с Лоо, письмена же на бумаге представляли собой научные расчеты Инги, пытавшейся определить возможность получения нитей эргоэфира в условиях Земли. Вот так, сама о том не подозревая, Шайни избавилась от вещественных доказательств заговора ее родителей против Лоо -- ведь поначалу Гарри собирался получить с планеты Ио знания о природе и источники неограниченной энергии, но так никуда и не полететь, а прервать контакт. Это лишь потом, после того как связь была оборвана самими иотянами, он раскаялся в своем вероломстве -- но было уже ничего не исправить. Рассказывая дочери про планету Ио, он обошел молчанием свои с Ингой хитрости. Иотяне ничего не знали об этой стороне истории, так и не узнали, и к лучшему: земляне не упали в их глазах и не потеряли доверия.
       Шайни была одна и, хотя оставалась физически крепкой, все же не обладала слишком большой силой, поэтому Айто пришлось поломать голову над тем, как ей возводить космолет без помощи других людей и строительной техники. Шайни и сама думала над этим, и прочитала Айто попавшуюся ей на глаза заметку в газете о том, как чета пенсионеров, располагая лишь собственными силами и двумя парами рук, выстроила деревянный дом. Бабуся и дедуся были в прошлом учеными-физиками, и сумели так продумать свои действия, чтобы сами законы механики помогали им. Айто изучил их опыт, посоветовался с Лоо и составил похожую программу работ для Шайни.
       Случись кому-нибудь случайно забрести на строительную площадку, этот человек не поверил бы, что все, находящееся на ней, создано руками одной-единственной женщины весьма среднего возраста. Космический корабль больше походил на двухэтажный дом-коробку. Была в нем дверь-шлюз, но не было окон, поскольку управление предполагалось вести с планеты Ио, а иллюминатор -- лишнее уязвимое место в корпусе. Привычная для космолетов обтекаемая форма была для него не обязательна, поскольку сила его двигателей предполагалась поистине титанической, способной легко преодолеть сопротивление атмосферы. Под двигатели отводилась большая часть первого этажа. Помимо них, там располагались главный компьютер, регенеративные установки для переработки твердых и жидких отходов, энергетическая установка, хранилища воды и кислорода, а также зеленые насаждения -- "фабрика по восстановлению воздуха". Именно на эту "фабрику" вели канализационные трубы от санузла. Густой неприхотливый кустарн ик, с помощью обильно удобряемой нечистотами почвы и ультрафиолетового света люминесцентных ламп, должен превращать углекислый газ в кислород. В других отсеках расположились ректификационные колонны криогенных установок для отделения кислорода от других газов, установки для дистилляции воды и складские помещения. Здесь же нашлось место для отопительной системы, совмещенной с энергетической установкой, и для прочих механизмов. Второй этаж корабля был жилым. Там находились кухня, прачечная, санузел, спальня, декоративный сад, рабочий кабинет с библиотекой, видеозал с фильмотекой, фруктовый сад, огород свежих овощей. Кроме этого, большие помещения отводились запасам продуктов -- сушеного мяса, солений, сухарей, сухого молока и т. п. Эти запасы Шайни должна была сделать с расчетом на весь путь туда и обратно.
       Если, обучая Гарри, Лоо начал с устройства двигателей как с самого важного во всем сооружении, то теперь Айто посоветовал Шайни сначала возвести корпус корабля и обустроить его, оставив самый сложный вопрос на потом. Возможно, не в последнюю очередь это было сделано для того, чтобы, в случае неудачи, ей было сложнее отступать. Но подобные меры предосторожности -- если, конечно это действительно были осознанные меры -- оказались излишни. Не в характере Шайни было отступать с полпути. Она опускала руки только тогда, когда действительно убеждалась, что сделано все возможное и невозможное, и ничего не помогло.
       Теперь, когда, наконец, корабль был полностью готов, и оставалось только пополнить запасы, Айто -- не без некоторой внутренней опаски -- приступил к объяснению того, на чем некогда споткнулся Гарри: устройства двигателей на основе гамма-излучателей. В тот день, когда Айто начал свои объяснения, Лоо не находил себе места, и еле сумел дождаться, пока отпрыск вернется домой. Тогда с души его был снят самый большой и тяжелый камень, потому что Шайни сумела понять, как и где следует расположить и куда направить излучатели, чтобы получилась не пушка разрушительной силы, уничтожающая все вокруг, а мощнейший реактивный двигатель, толкающий корабль вперед и вверх. До начала исторического путешествия оставалось совсем немного: нужно было заполнить закрома корабля и настроить главный компьютер на автоматическое управление на всем протяжении маршрута от Земли до Ио, предусмотрев все возможные препятствия на пути и вероятные временные отклонения от курса. Но, поскольку Ш айни, готовясь к строительству, успешно обучилась профессии программиста по сокращенной, но эффективной учебной программе, это уже было, как говорится, делом техники.

Глава десятая

Вперед, к звездам!

       Так уж сложилось, что все важные события в жизни Шайни происходили зимой. Зимой она родилась, зимой случилась та авария, после которой она узнала о своей двоякой природе, зимой некогда пришла к ней первая и единственная любовь, которая так и умерла невысказанной: стесняясь своего несовершенного тела, Шайни так и не открыла вспыхнувших чувств мужчине своей мечты, а он ни о чем не догадался.
       И вот теперь, в ясный морозный день, ей предстояло покинуть родную Землю на много лет. Зная, что целое десятилетие с хвостиком она пробудет в четырех стенах хрупкого домика, этакого спичечного коробка, летящего сквозь мировое пространство навстречу неизвестности, Шайни не могла надышаться, не могла насмотреться на одетые снегом горы. Несколько дней назад она съездила на кладбище и рассказала родительской могиле, что стоит на пороге осуществления папиной мечты. Раскопав снег, она захватила с собой кусочек земли. Она стояла у памятника долго, пока совсем не замерзла, и, уходя, беспрестанно оглядывалась. Айто, слышавший все, о чем она тихонько вслух говорила Гарри и Инге, не мог удержать слез, но старался не издавать никаких звуков, чтобы не мешать.
       Молчал он и теперь, когда Шайни, стоя в двери шлюзовой камеры, спиной к внутренней двери и лицом к электростанции, медлила перед нажатием кнопки, которая отрежет ее от прежней, привычной жизни. Солнце высоко стояло в небе, снег искрился до боли в глазах. Казалось, весь мир замер вместе с ней.
       -- Ну что же ты молчишь, Айто? -- заговорила Шайни. -- Помоги мне, ведь я так вечно на пороге простою. Подтолкни меня!
       -- А я, наоборот, не хотел тебе мешать.
       -- Это все машина-переводчик. Если бы мы без ее помощи говорили друг с другом, ты бы почувствовал, что нужен мне. Ну же!..
       -- Подожди, я кое-что ищу. Вот, нашел. Это довольно странный текст, рифмованный, и передал нам его не твой родитель, а еще Вилли. Он добавил, что использовал это в детстве, когда надо было на что-то решиться, например -- при начале купания окунуться в холодную воду. На последнем слове нужно задержать дыхание и смело действовать. Готова?
       -- Интересно... что ты там такое откопал? Слушаю.
       -- Ох-ох, ох-ох, баба сеяла горох, провалился потолок -- ОХ!
       Шайни фыркнула, потом безудержно рассмеялась. Романтика и трагизм момента были разрушены, зато знакомая веселая решимость проснулась в ней.
       -- Ну ты даешь, Айто! -- утирая слезы смеха, еле выговорила она и легко нажала кнопку закрытия двери.
       Через некоторое время перед ней сама раскрылась вторая дверь, ведущая во внутренние помещения корабля. Шайни прошла в комнату, где на экране главного компьютера сияла заставка ожидания, набрала слово "START" и нажала "Enter".
       Легкая дрожь охватила космолет, а потом Шайни сама не заметила, как оказалась на полу, прижатая к нему стократ возросшей силой тяжести. Медленно, очень медленно избыточное давление начало ослабевать и, наконец, исчезло -- как раз тогда, когда Шайни забеспокоилась, что не сможет встать. Невесомости внутри корабля не было, сила тяжести воспринималась лишь чуть-чуть слабее земной. Шайни легко поднялась, прошла на второй этаж, в столовую, достала из шкафа кружку, а из кармана брюк -- крохотную бутылочку своего любимого кокосового ликера. Отлила себе ровно половину, снова тщательно завинтила крышечку и убрала лакомство в дальний угол термостата.
       -- Что это, Шайни? -- спросил Айто.
       -- Очень вкусная вещь! Но ее нельзя много. Во-первых, пропадет удовольствие, а во-вторых, есть опасность потери человеческого облика. Когда человек одинок в четырех стенах, лучше не иметь под рукой алкоголя, каким бы легким и вкусным он ни был.
       -- И зачем ты хочешь его выпить?
       -- Попрощаюсь с Землей.
       Она подняла кружку к потолку, будто чокаясь с невидимым Айто, провозгласила: "До свидания, дом родной! " -- и, закрыв глаза, смакуя каждый глоток, медленно влила в себя густую сладкую жидкость.
       -- А почему ты не выпила все? -- спросил Айто, когда она снова открыла глаза.
       -- Вторую половину я оставила, чтобы приветствовать Землю, когда буду возвращаться!
       -- И что, эта твоя вкусная вещь сохранится столько лет?
       -- Если алкоголь хорошего качества, с годами он становится только лучше. Правда, это утверждение относится главным образом к вину -- ну что ж, я заодно проверю, справедливо ли оно для ликера.
       -- Алкоголь, вино, ликер -- как много новых и непонятных слов! Ты объяснишь мне, что они значат?
       -- Вот те раз, на Ио, что, все сплошь трезвенники?.. Ладно, не отвечай, даст Бог, сама увижу. Я тебе все объясню, только давай не сейчас, а? Я почему-то совершенно без сил. Пойду прилягу.
       -- Конечно, Шайни. Сон восстанавливает силы. Ложись, а я отключу переводчик и спою тебе колыбельную на нашем языке.
       -- Ты хочешь, чтобы я почувствовала себя маленькой? Маленькой и беззащитной?
       -- Нет. Я хочу, чтобы тебе стало уютно и тепло.
       -- Какой ты милый! Пойдем, послушаем твою песню.
       Поначалу непривычные воркующие звуки смешили Шайни, и она еле удерживалась, чтобы не прыснуть, не желая обидеть Айто. Потом она стала прислушиваться с интересом, пытаясь разбить переливы мелодии на отдельные слова, а затем перед ее закрытыми веками понеслась карусель теней, увлекая за собой куда-то вдаль, и вскоре она уже сладко спала.

Глава одиннадцатая

Конец долгого пути

       Близился к завершению двенадцатый год путешествия. За это время Шайни вдоль и поперек исходила корабль, прочитала все книги из библиотеки и несколько раз пересмотрела все кассеты. Она изучила каждую травинку в огороде, каждый листочек в саду, написала пять игровых компьютерных программ, две монографии по медицине, три повести и сборник стихов. Когда этого все-таки не хватило ей, чтобы занять себя, и ее стала одолевать скука, она попросила Айто на несколько часов в день отключать переводчик, чтобы учить его английскому языку и самой учиться языку иотян. Айто оказался способным учеником и довольно скоро стал говорить почти без акцента, а вот Шайни не покорился чужой язык. Она научилась понимать его на слух, но сама не могла на нем говорить. Ей было просто не представить, как издавать его звуки. Она пыталась подражать клокотанию закипающего чайника, воркованию голубей с аудиодиска "Звуки природы", шипению раскален ного масла на сковороде. Но каждый раз Айто, смеясь, останавливал ее и объяснял, что говорит она совсем не то, что пытается сказать. Зато Шайни повеселилась от души, узнав, что подпрыгивающий на сковородке жир, оказывается, кричит по-иотянски: "Ай, горячо, уй, горячо, ой, горячо!.. ", а чайник, особенно если его долго не выключать после закипания, сердито бормочет непристойности. Голубиные же звуки, хотя неискушенный земной слух и воспринимал их похожими на звучание языка гуманоидов, на самом деле не содержали слов, а были просто голосом птицы. Похожие на голубей представители фауны водились и на Ио, и тоже селились в основном в городах, поблизости от жилья иотян.
       Шайни и Айто очень сблизились за это время. Голос Айто был единственным голосом живого существа, который слышала Шайни все долгие годы не в записи, а наяву. Ей нравилось слушать, как он говорит, а когда он пел, она просто таяла. И он тоже полюбил мягкий, чуть хрипловатый голос землянки. Сам тембр ее голоса успокаивал его своей мелодикой, навевал приятные мысли. Особенно сильным это ощущение было поначалу, когда Айто еще не понимал значения английских слов. Он попросил Шайни как можно дольше говорить с ним, все равно, о чем, лишь бы звучал ее голос, когда ему пришла пора произвести на свет своего второго отпрыска. И все время, пока продолжались его роды, Шайни с выражением, "в лицах" читала ему Шекспира. Когда все благополучно завершилось, Айто спросил, как зовут человека, создавшего эти произведения, чтобы назвать отпрыска в его честь. Но ни имя, "Вильям", ни тем более фамилия классика не были привычны для иотян: трудно выговаривались и резали их слух. Тогда Айто реши л взять только часть имени великого драматурга и назвал своего отпрыска Илли. Это было похоже на земное имя "Вилли", которое было уменьшительным от имени Шекспира, и в то же время принадлежало первому человеку, вступившему в контакт с жителями планеты Ио.
       Когда корабль Шайни приблизился к "черной дыре", воротам в антимир, Айто попросил ее по возможности не перемещаться внутри космолета, а лучше всего лечь, предварительно убрав или закрепив все предметы, которые могут упасть. Пока Шайни прибиралась на корабле, выполняя его указания, ей еще удавалось не думать и не тревожиться, но, когда она легла на живот, уцепившись руками за края кровати, на нее накатил ничем не сдерживаемый страх. Голоса Айто она больше не слышала, хотя несколько раз громко позвала его. Стены корабля сотрясались, он то раздувался, то сжимался, что было даже заметно глазу. Мебель подпрыгивала и раскачивалась. На кухне лопнула тонкая труба подвода питьевой воды, и, услышав это -- звук как будто оборвавшейся струны и плеск -- Шайни поблагодарила Бога, что напор в трубе очень слабый. То обливаясь потом, то трясясь в ознобе, она не знала, сколько времени продолжался этот кромешный ад. Ей показалось -- целую вечность. Кольнуло, потом мучител ьно заныло сердце. Оторвав от кровати одну руку, держась только другой рукой и ногами, Шайни с трудом достала из кармана брюк упаковку нитроглицерина -- с некоторых пор ей приходилось постоянно держать его поблизости, и она порадовалась, что когда-то все же включила его в аптечку, несмотря на то, что никогда не испытывала проблем с сердцем. Она донесла упаковку до рта, пальцем и зубами достала одну из маленьких красных капсул, закатила ее под язык и зажмурилась.
       На мгновение возникла невесомость -- Шайни воспарила над кроватью, потом рухнула обратно. По всему кораблю прошел грохот, он резко рванулся вперед, как норовистая лошадь, и вынырнул с другой стороны "черной дыры".
       Там его давно ждали четыре дежурные космические катера иотян, растянув между собой, точно простыню, огромной площади пленку-нейтрализатор. Корабль Шайни моментально оказался герметично упакован в нее. Это была необходимая мера предосторожности, ведь теперь все вокруг него состояло из антивещества, и без защиты он бы распался на составные части атомов и превратился в свет.
       Шайни услышала странный звук, какой бывает, если вода случайно попадет в ухо.
       -- Все в порядке, Шайни, ты благополучно пролетела через "черную дыру", -- раздался затем голос Айто. -- Добро пожаловать в антимир!
       -- Айто!! Где ты был? Я звала тебя.
       -- Я никуда не уходил, я слышал и видел то же, что и ты, и говорил с тобой, но ты почему-то меня не слышала. Я не бросал тебя, поверь!
       -- Верю. Наверное, дело было во мне... Я рада, что все позади. Разбуди меня, когда я буду подлетать к Ио -- мне бы не хотелось, чтобы все видели, какой тут творится бедлам.
       -- Ты напрасно беспокоишься о времени. Лететь еще довольно далеко, ты успеешь и выспаться, и порядок навести.
       -- Вот и ладно, -- ответила Шайни и поплелась на кухню перекрыть воду.
       Вернувшись, она еле дошла до кровати, упала на нее и прямо в одежде заснула мертвецким сном, даже не слыша, что еще говорил ей Айто.

Глава двенадцатая

Торжественная встреча

       Космолет сиял первозданной чистотой. Все, что могло быть начищено, сияло до блеска, все деревянные поверхности -- отполированы, полы намыты, грядки аккуратно вскопаны, деревья украшены разноцветными ленточками. Шайни оставалось навести лоск только на себя саму, а пока она стояла под душем. Теплые упругие струи обтекали кожу, унося усталость.
       -- Шайни, поторопись! -- ожил в ее ушах голос Айто. -- Скоро конец пути.
       -- Как, уже? Просто не верится!
       -- Поверить придется, когда увидишь, какую встречу мы тебе здесь готовим.
       -- Тем более я должна быть при параде. А для этого надо быть чистой.
       -- Ты уже давно под водой стоишь, удивляюсь, как еще кожу с себя не смыла...
       -- Не иронизируй, Айто. Принимать душ так приятно! Когда славно поработаешь, хочется и отдохнуть, как следует. Ну, ладно, уговорил -- вылезаю!
       Шайни выключила душ, завернулась в полотенце и поспешила в спальню -- наводить красоту и одеваться. И как раз тогда, когда она в последний раз критически оглядывала свое отражение в зеркале, космолет мягко опустился на поверхность планеты Ио. Спустя несколько секунд отключились двигатели. Несмотря на свою мощь, работали они почти бесшумно, и все же, когда они выключились, Шайни удивилась тишине.
       Она спустилась на первый этаж, прошла к выходу, нажала кнопку открытия внутренней двери. Зашла в шлюзовую камеру и подождала, пока откроется внешняя дверь. Сделала шаг вперед -- и отпрянула: что-то липкое неприятно легло на кожу лица, как бывает, когда, пробираясь по лесу, наткнешься на паутину.
       -- Не пугайся, Шайни! -- подбодрил Айто. -- Это пленка-нейтрализатор. Она окутает тебя, когда ты выйдешь в наш мир, и будет защищать от аннигиляции.
       -- От чего, прости?
       -- Похоже, ты от волнения все забыла. Когда вещество сталкивается с антивеществом, они оба исчезают, распадаются на составляющие их частицы и превращаются в свет. Это и есть аннигиляция. Пленка-нейтрализатор -- разработка наших ученых, чтобы позволить нам контакт с жителями планет, лежащих за пределами антимира. Когда ты захочешь вернуться в свой корабль, она останется снаружи.
       -- А как же я смогу дышать, если я вся буду упакована?
       -- Свободно сможешь... ну, или почти свободно... свойства пленки не препятствуют дыханию.
       -- Ой, она так противно прилипает к коже! Брр! Но делать нечего, раз решилась заявиться сюда, придется потерпеть.
       И она решительно шагнула вперед. Обволакивая ее, пленка снова издала шуршаще-чмокающий звук, точно от воды, попавшей в ухо. Айто оказался прав, пленка почти не мешала дыханию, только пришлось чуть энергичнее делать вдохи и выдохи.
       Космолет стоял в некоем подобии ангара с раздвигающейся крышей. Шайни еще успела увидеть, как она смыкается, потом вышла из него -- и, после его полутьмы, зажмурилась от солнца. Ангар находился на возвышении, вокруг которого со всех сторон, гудя, колыхалась толпа. Почувствовав устремленные на нее взгляды, Шайни открыла глаза -- и ахнула от изумления. Толпа переливалась всеми оттенками сиреневого цвета. Кожа иотянских детей была почти белой, старики же были настолько темно-фиолетовыми, что казались черными. И столько пар глаз вокруг! В два раза больше, чем стоявших внизу иотян. Все эти удивленно распахнутые очи были зелеными -- от бледно-салатового до темно-болотного, почти коричневого.
       "Да, теперь-то я понимаю, что значит -- смотреть во все глаза! " -- подумала пунцовая от волнения Шайни, подходя к лестнице, ведущей с возвышения вниз. Спускаясь, она заметила, что каждое ее движение отражается на огромных телевизионных экранах, установленных вдалеке. Наверное, такие были по всей планете -- чтобы каждый мог видеть ее прилет.
       -- Приветствуем тебя на планете Ио, Шайни Фортецки с планеты Земля! -- раздалось совсем рядом. Возглас произвел странный стереоэффект, и, посмотрев вперед, Шайни поняла, почему: отделившийся от толпы высокий иотянин держал в руке микрофон, голос его прозвучал одновременно и из усилителей, и в ее ушах.
       -- Айто! -- вырвалось у Шайни, когда она узнала его. Он приветственно помахал рукой с микрофоном. Другая рука его была занята: он вел маленького Илли.
       Остановившись на последней ступеньке лестницы, Шайни подняла руки вверх и крикнула:
       -- Привет вам, иотяне, от всех землян!
       Айто перевел ее слова. Толпа зааплодировала. Шайни и Айто подошли друг к другу, остановились и повернулись к толпе. Операторы Всепланетного телевидения окружили их. Навстречу им Муно, старший отпрыск Айто, и координатор Иби вели старого Лоо.
       -- Шайни, к твоему прилету срок наказания моего родителя истек, и он рад приветствовать тебя! -- сообщил Айто.
       -- Здравствуйте, Лоо! -- сказала Шайни и протянула руку. После секундного колебания в ее ладонь легла сморщенная прохладная кисть иотянина. Шайни осторожно пожала ее.
       -- Не бойся, потомок Гарри, я еще не слишком слаб, -- ответил Лоо. -- Пожми сильнее, чтобы я поверил, что это не сон.
       -- Вот и сбылась мечта моего родителя, -- улыбнулась Шайни. -- Мне бы очень хотелось поговорить о нем с Вами.
       Айто перевел. Лоо улыбнулся в ответ:
       -- Успеем наговориться, ты еще от меня устанешь! А сейчас пойдем: тебя ждет большая культурная программа.

Глава тринадцатая

На планете Ио

       Каждый день жизни на Ио приносил новые впечатления, и Шайни не уставала удивляться. Открытие трубок эргоэфира стало для этой планеты ключом к процветанию. Они заменяли и провода, и телевизионные кабели, и телефон, и с их же помощью были решены проблемы, потенциально угрожающие состоянию Земли и ей подобных планет: проблема потери массы и энергии солнца, а также энергетическая проблема. Обучение детей и молодежи на Ио продолжалось очень долго, до тридцати земных лет, за это время иотяне овладевали всеми возможными профессиями -- но довольно редко применяли их в последующей взрослой жизни: только когда ломалась производственная автоматика, строилось нечто новое или нарушалось здоровье тех или иных жителей. Шайни с интересом осматривала полностью автоматизированные заводы, соединенные со складами-витринами, и жалела, что не может попробовать иотянскую еду. Ничто, состоящее из антивещества, не должно было прон икать в ее организм, поэтому питалась, спала и совершала утренний туалет она по-прежнему на своем корабле.
       Иотянская наука в целом, и медицина в частности, далеко ушли вперед по сравнению с земными. Младший потомок Лоо, Опо, оказался врачом, и много времени Шайни проводила в беседах с ним. Медицина на планете Ио давно перешла на генетический уровень, поэтому иотяне были гораздо здоровее землян, болели крайне редко и долго жили. А если болезнь все же возникала, она лечилась генетической манипуляцией за несколько минут. Единственной более-менее похожей на земную отраслью медицины оставалась травматология, но и там материалы, используемые для восстановления повреждений тела, и лекарства, ускорявшие выздоровление, были принципиально иными.
       Шайни охотно согласилась стать объектом всестороннего исследования ученых и врачей, но сразу предупредила, что из-за врожденного недостатка ее организм не может изучаться как типичный организм человека. О разделении рода людского на мужчин и женщин она рассказывала дольше и подробнее всего, рисовала схемы, показывала анатомические атласы из своей библиотеки. А однажды, когда -- любезность за любезность -- Шайни разрешила просветить себя насквозь особым прибором и в ответ получила разрешение заглянуть своим "ясным взором" внутрь организмов иотян, потрясение испытали обе наблюдавшие стороны. В том, что касалось репродуктивных органов, Шайни была устроена нехарактерно для человека -- зато совершенно так же, как любой из жителей планеты Ио! Только не было у нее мощного мышечного кольца вокруг пупка, потому что у нее, как и у всех людей, впадинка посередине живота была всего лишь местом прикрепления пуповины -- эластичной трубки, когда-то соединявшей ее детское тельце с организмом матери, и ничем более.
       Оставалось только гадать, что же именно так повлияло на организм Шайни: нити ли эргоэфира, как полагала Инга, или гамма-излучение, от которого Инга с Гарри, быть может, не слишком хорошо защитились. Был и еще один вопрос: если анатомия Шайни соответствовала стандартам планеты Ио, то почему же ни разу за все прожитые ею годы не сработал механизм деторождения, функционирующий у каждого иотянина, как часы?..
       Вот так озадачила Шайни иотянских ученых. Не зная причины того, почему она стала такой, какая есть, они не могли и исцелить ее главную боль. Но кое в чем другом они точно могли ей помочь: в их силах было возвратить ей молодость. Иотянские врачи умели лечить сограждан от преждевременного старения, а таковым считалось старение, наступавшее после пятидесяти лет. Нормальным считалось, если иотянин начинал испытывать слабость и постепенное угасание жизненных сил не раньше, чем после ста лет. Посовещавшись, консилиум врачей задал Шайни вопрос, сделает ли омоложение ее счастливее. Она ответила, что не в полной мере -- раз нельзя вернуть способность иметь детей -- но, определенно, счастливее, чем она была сейчас. Таким образом, вопрос был решен.
       За ходом подготовки к уникальной операции следили по телевидению все жители планеты. Необходимо было создать специальную лабораторию с особыми условиями и такой способ генетического воздействия, чтобы антивещество никаким путем не попало внутрь организма Шайни -- иначе ее просто разнесло бы на куски. Лучшие умы планеты трудились над этим, и нашли успешное решение. Наконец, все было готово. Шайни немного волновалась, но сильнее всех переживал Айто. Своими бесконечными просьбами быть поосторожнее и сомнениями, все ли действительно безопасно, он до того довел Опо, что тот -- правда, в безупречно вежливой форме -- попросил брата держаться от него подальше, хотя бы в день операции. Айто рассыпался в извинениях и повиновался.
       После операции Шайни должна была некоторое время полежать в темном и теплом помещении, а когда она, наконец, вышла оттуда и попросила зеркало, то не поверила своим глазам: она вновь стала двадцатилетней.

Глава четырнадцатая

Шальные стрелы Амура

       Айто, с нетерпением ожидавший выхода Шайни на свет, увидев ее, лишился чувств. Отложив зеркало, она поспешила ему на помощь. Опо опередил ее и быстро привел брата в себя.
       -- Айто, с тобой все в порядке? -- спросил он, когда тот приоткрыл нижнюю пару глаз.
       -- Опо... ты просто волшебник, -- слабым голосом ответил Айто. -- Шайни сногсшибательно красива!..
       Не спуская нижней пары глаз со все еще бледного лица Айто, Опо верхними глазами критически оглядел Шайни.
       -- Не знаю... Кожа розовая, волосы каштановые, почти прямые... Глаз всего два, и карие... Пальцев слишком много... Землянка, как землянка.
       -- Можно подумать, ты много видел их! -- Айто вдруг ткнул Опо пальцем в бок и неожиданно легко поднялся на ноги.
       -- Ой! -- отскочил Опо. -- Ты же знаешь, я боюсь щекотки. Хулиган! Ты ведь уже взрослый, двое отпрысков, а все не остепенишься.
       -- Зато ты слишком серьезный. Можно подумать, будто ты -- старший.
       Шайни только посмеивалась, глядя на них.
       -- Я проголодалась, можно мне домой? -- спросила она. Айто перевел.
       -- Сходи поешь, но потом обязательно возвращайся, -- ответил Опо. -- Мы еще раз проверим твое здоровье.
       -- Хорошо, ждите меня где-нибудь через час.
       -- Через час ее обратно жди, и, точно королеву, прими! -- разразился стихами Айто.
       -- Чувствую я, Айто, что ты весьма вольно перевел ее ответ, -- погрозил пальцем Опо. -- И кто такая королева?
       -- Это прекрасная и могущественная землянка, которой подчиняются другие земляне -- придворные. Этот образ часто встречается в земной истории и литературе, -- ответствовал Айто.
       -- Да, Айто, знаний тебе не занимать. Солидности бы побольше! Ну, идите, пока Шайни тоже в обморок не упала -- только от голода.
       -- Идем! Даже бежим! -- отозвался Айто.
       Через час, как и обещала, Шайни вернулась. Все тесты показали, что ее организм восстановился и окреп, а попутно она обнаружила, что стал лучше ее дар ясного зрения. Теперь она видела и сквозь предметы, и даже могла в буквальном смысле на глаз определять их химический состав. Сообщение об этом вызвало фурор среди медиков. Они ни за что не хотели отпускать Шайни, пока сотрудники двух других разделов программы контактов с жительницей Земли деликатно не напомнили о своем существовании. Весь год, что был предусмотрен для пребывания Шайни на Ио, должна была выполняться определенная заранее программа, состоявшая из трех частей: работы с физическим здоровьем Шайни, затем с ее психическим здоровьем и, наконец, передачи ей знаний и умений, необходимых для получения трубок эргоэфира в земных условиях. На каждый раздел программы отводилось по четыре месяца, а медики уже забрали себе шесть.
       Но, как оказалось потом, это не нанесло программе никакого ущерба. У Шайни уже и так был именно тот характер, который собирались сформировать иотяне у жителей Земли, ведь не зря коллеги и пациенты -- да и родня -- называли ее "святой". Иотяне в очередной раз удивились, как она похожа на них. Так что, психологам оставалось только научить ее пользоваться приемами внушения и убеждения, чтобы она не только своим примером, но и словом, и силой мысли могла влиять на людей, изменяя их к лучшему. И делать это так, чтобы чистые помыслы исходили не извне, а как бы от самого человека, подвергающегося ее воздействию. Как врач, Шайни была знакома с деятельностью мозга, хотя это и не было ее специализацией, и приемами психотехники она овладела сравнительно легко. Можно было точно в намеченный срок переходить к последней, самой важной части программы.
       И тут начались непредвиденные сложности: обучение Шайни застопорилось. Но вовсе не потому, что как-то ослаб ее ум, а из-за того, что рассеялось ее внимание. Случилось невероятное: Шайни влюбилась. Быть может, процедура омоложения сняла оковы с ее души, а может, теперь она не чувствовала себя ущербной из-за строения своего тела, потому что оно у всех вокруг было таким же... по крайней мере, внутри. Кто знает!.. Неисповедимы пути Господни, а путь, которым любовь приходит в наше сердце, и подавно не ведом людям. Не зря же они порой удивляются: "Что он в нем (в ней) нашел?.. ", или: "Ну, разве они -- пара?.. ". Только любящим -- не помеха недоуменные взгляды.
       Началось все с того, что однажды ночью, впервые за много десятилетий, Шайни вновь приснился ее первый возлюбленный. Так и не узнавший о ее чувствах. Приказанный забыть -- и не забытый. Ей снилось, как она признается ему в любви, как он отвечает тем же, и всю ночь кружила их сладостная разноцветная карусель, одни чудесные грезы сменяли другие, а потом он собрался уходить. Шайни догнала его, схватила за плечо... Он обернулся -- у него было лицо Айто. И вихрем ворвался ей в уши, унося осколки сна, хриплый крик: "Шайни, я люблю тебя!!! Я больше не могу это прятать! "
       Она резко села на постели, прижав руку к груди, учащенно дыша. Снилось ей это или нет?!
       -- Айто? -- осторожно позвала она.
       -- Шайни! -- отозвался его голос в ушах. -- Прости меня, я знаю, что безумен, но ничего не могу с собой поделать. Пожалуйста, не отвергай меня!
       -- Боже мой, Айто, так это и вправду ты кричал? Я думала, мне это снится.
       -- А мне снилась ты! Только ты была не такой, какая в жизни. Ты была так же прекрасна, но ты была иотянкой. И мы всю ночь кружились в танце, и ласкали друг друга, и ты была моей... а потом стала отдаляться, уходить! Я не мог молча этого вынести.
       -- Айто-о... И ты снился мне, и сон был почти таким же, как у тебя!.. только ты был землянином. Что же нам теперь делать?
       -- Не знаю, Шайни. Тебе решать.
       -- Почему мне?
       -- Потому что ты сильнее.
       Несколько следующих недель Шайни была погружена в себя, и вызвала рекордное количество замечаний от своих учителей. Она честно пыталась сосредоточиться, но не могла. Не было ей покоя до тех пор, пока она не призналась самой себе: любовь, о которой невозможно было даже помыслить, невзирая ни на что жила в ее сердце.
       И сразу на нее снизошли радость и умиротворение. В ближайшую же ночь она поспешила успокоить Айто, и он, без ума от счастья, до утра пел ей по-иотянски серенады собственного сочинения. Невзирая на то, что теперь Шайни почти не спала, обучение ее пошло вперед семимильными шагами, и вскоре она уже радовалась, как ребенок, когда первая созданная лично ею трубка эргоэфира достигла родной Земли. На мгновение водоворот звуков земной природы наполнил лабораторию, на экране вспыхнули несколько, будто наложенных друг на друга, картинок леса, и тут же погасли.
       -- Ах, -- вдруг опечалилась Шайни, -- кажется, я убила бабочку...

Глава пятнадцатая

Нелегкий путь домой

       Яркой, жизнерадостной, но обреченной на скорую гибель, как та бабочка, была любовь Шайни и Айто. Конечно же, была она только платонической, потому что физический контакт был опасен для жизни обоих, но от этого она не стала обделенной. Днем Айто неотлучно находился при Шайни, как переводчик, а ночью, расставшись с ней до утра, давал волю своим чувствам, пел ей, читал ей стихи, и слушал ее творения. Трубка эргоэфира, соединявшая их, стала любовным каналом. Но оба понимали, что им не быть вместе вечно: приближался срок возвращения Шайни на Землю. Они договорились никак не упоминать о предстоящей разлуке, пока она не настанет, и каждый прятал тоску своей души в дальний темный угол.
       В день отлета Шайни полил дождь, и Айто обрадовался ему: можно было не сдерживать слезы. Он механически, совсем как машина, перевел прощальную речь Шайни, стараясь глубоко не вдумываться в смысл ее слов. Во все время церемонии у него была открыта только верхняя пара глаз: то ли для того, чтобы чувствовать себя похожим на землянина, то ли потому, что нижняя проливала потоки слез. Прощание с Шайни было таким же пышным, как и встреча. Иби напутствовал ее нести добро, избавление и счастье жителям Земли. Наконец, Шайни зашла в ангар, и через несколько минут его крыша раздвинулась, пропуская корабль, который исчез в вышине так быстро, как не мог уследить глаз. Быстрее, чем пробка из бутылки, стремительнее пули.

       Прошли долгие одиннадцать лет, наступил двенадцатый. Космолет приближался к Земле. Многое оставил он позади. Воспоминанием остался трудный перелет обратно сквозь "черную дыру". Леденящим кровь, но все равно только лишь воспоминанием теперь стала встреча с метеоритным потоком, когда корабль, точно заяц от борзых, спасался и стремительно уворачивался от летевших со всех сторон навстречу каменных снарядов. Шайни тогда не успела ни за что ухватиться, и ее основательно побило об стены и потолок. К счастью, обошлось без серьезных травм. Сквозь все преграды и испытания сопровождал Шайни голос Айто. Канал связи по-прежнему работал между ними, и оба стали немолчными певцами своей разделенной и безраздельной любви. Они даже порой принимались разговаривать стихами.
       Вот уже несколько недель Шайни чувствовала недомогание. Она сделалась сонливой, стала отекать после сна, появилась аллергия на многие запахи, а главное -- она почти ничего не могла есть. Желудок, особенно по утрам, с возмущением отвергал то, что она пыталась проглотить, но почему-то требовал мела и зубного порошка. Эти симптомы казались Шайни знакомыми, но она отказывалась ставить себе диагноз, который так и просился. И только почувствовав, как растет грудь, и заметив коричневые пятна у себя на лице, она сдалась перед очевидным.
       -- Айто, -- сказала она, стоя обнаженной перед зеркалом, -- ты только не падай в обморок.
       -- Почему?
       -- Ты видишь, как я изменилась?
       -- Вижу.
       -- И тебе это ни о чем не говорит?
       -- Нет. А что?
       -- Хочешь -- верь, хочешь -- нет, но у меня будет ребенок!.. Я сама не верю, и не могу объяснить, как так получилось, но все на это указывает!
       -- Да ты что! Вот так счастье!! Я бесконечно рад за тебя!!! Это, наверное, Опо надо поблагодарить. Пойду, позову его.
       Опо все разъяснил. Да, во время операции омоложения он сделал нечто большее. Он увидел, насколько генетический код Шайни похож на иотянский, за исключением одного маленького участка -- и подправил его. Поскольку биологический возраст Шайни после операции стал равен двадцати годам, то теперь ей было чуть за тридцать -- а это возраст, в котором обычно у иотян появляется первый отпрыск.
       -- Невероятно! -- воскликнула Шайни. -- Получается, Айто, что ты тут ни при чем?
       -- В каком смысле?
       -- В том, что этот ребенок -- не от тебя?
       -- Конечно, не от меня. Дети не передаются по каналу связи, а только через пупок. Это твой и только твой ребенок. Твое тело само породило его, совсем как бывает у нас. Но в духовном смысле -- это дитя нашей любви!
       -- А в чем оно растет? У меня же нет матки.
       -- Чего нет?..
       -- Нет органа, в котором вынашивают детей земные женщины.
       -- А ни у кого из нас такого органа нет, пока нет детей. Он вырастает вместе с ребенком и выходит из тела вслед за новорожденным.
       -- Нда... кто же я такая? Ни землянка, ни иотянка... -- задумчиво произнесла Шайни и тут же встряхнулась: -- Как это, кто! Счастливая возлюбленная и будущая мама!
       -- Истинная правда, любовь моя! -- отозвался Айто.
       Однако радостное возбуждение Шайни длилось недолго. Недомогание не прекращалось, даже усилилось, и страдания тела начали угнетать ее дух. Бесконечная тошнота, мучительное слюнотечение, непреодолимая вялость вызвали у нее депрессию. От прежней, оптимистичной и сильной, Шайни осталась лишь тень.
       -- Айто, я не долечу до Земли живой! Я не перенесу родов, -- без конца повторяла она.
       Любимый, как мог, успокаивал ее. Но мрачные мысли не отпускали. И в один не особенно прекрасный день Шайни прогнала Айто.
       -- Как же я смогу уйти? Мы ведь связаны.
       -- Очень просто! Закрой глаза, заткни уши, так и сиди.
       -- Ты что! Это же пытка.
       -- Если ты действительно любишь меня, ты ее выдержишь. Надеюсь, мне станет получше, и я разрешу тебе вернуться.
       -- Как же я узнаю, что ты разрешаешь?
       -- А я заору так громко, что никакие затычки не заглушат.
       -- Шайни, да ты ли это?! -- поразился Айто, но подчинился. Желание беременного существа -- закон.
       Оставшись одна, Шайни спустилась на первый этаж к главному компьютеру и изменила курс корабля. Теперь он должен был приземлиться не в глухих канадских горах, а в населенной части Европы, и самостоятельно открыться сразу после посадки. Покончив с этим, Шайни составила завещание, подписав его собственной кровью, за неимением возможности заверить его у нотариуса, положила документ в конверт и прикрепила к нему записку:
       "Дорогой сэр! (Уважаемая леди!)
       Я Шайни Фортецки, гражданка Канады, врач-гинеколог из Монреаля. Я взываю к Вашим лучшим чувствам. Вы обнаружите меня мертвой, и рядом со мной будет мой ребенок. Если он окажется жив, умоляю Вас позаботиться о нем, как о своем. Если Вы решитесь на это, то впишите свое имя в мое завещание, которое находится в конверте. Если же Вы просто передадите моего ребенка в приют, тогда в документе должно стоять его имя. Проследите, пожалуйста, чтобы это обязательно было сделано. Я никак не смогу увидеть, так ли Вы поступите, как я прошу, но надеюсь на Вашу порядочность.
       С уважением,
       Шайни Г. Фортецки, Д. М."
       Записку вместе с конвертом она упаковала в прозрачную пленку для хранения продуктов, сделала в пакете дырочку, продела в нее шнурок и повесила себе на шею.
       -- Айто, вернись!!! -- закричала она во всю мощь своих легких.
       -- Да, моя радость, я здесь, -- немедленно отозвался он. -- Как ты?
       -- Я в порядке, -- невозмутимо ответила Шайни. -- Теперь все будет хорошо.

Глава шестнадцатая

Мечта стоит жизни

       Айто, Лоо, Иби и Опо в сильнейшей тревоге собрались у монитора канала связи с Шайни. Уже вторые сутки она исходила криком. Ее разум, знавший ответы на все вопросы, существовал как будто отдельно от корчащегося в муках тела. Она помнила аксиому, известную всем хорошим акушерам: боль порождается страхом, а страх идет от неизвестности. Но как раз в это все и упиралось! Именно неизвестность, непонимание того, что с ней происходит, были причиной страданий. Мускулистый мешок, выросший вокруг ребенка с тем, чтобы защищать, согревать и питать его, а сейчас -- вытолкнуть его наружу, не был частью ее тела, хотя и находился внутри нее. Это были не ее мышцы, они не подчинялись ей. Теоретически ей давно и хорошо все было известно, да и на деле она не раз принимала роды, но у нее самой все было не так. Она ожидала ритмичных сокращений, целенаправленно заставляющих ребенка прокладывать себе путь к рождению, а чувствовала беспорядочные, разные и по длительности, и по периодичности приступы боли, как будто малыш в панике метался, вслепую ища выход из ставшего ему тесным дома. Голос любимого был для Шайни единственной ниточкой, за которую она хваталась на краю безумия, которая -- она верила -- вытянет ее из этого ада.
       -- Айто, не бросай меня, говори со мной! -- в отчаянии молила она.
       И Айто говорил. Начав по-английски, но от волнения давно сбившись на родной язык, он рассказывал ей иотянский эпос -- длиннейшее, почти бесконечное повествование о приключениях богатыря, путешествующего в поисках встречи со своей любовью, у которой кожа розовая, как первая заря, волосы прямые и темные, глаз так мало, а пальцев так много, но это не портит ее, а делает еще более желанной. Не будь он так встревожен, так сосредоточен на страданиях любимой, Айто бы заметил, что предмет исканий народного героя похож если не именно на Шайни, то на земную женщину совершенно точно. Но ни он, ни тем более Шайни, которой было совсем не до того, не сознавали странного совпадения.
       Наконец, Айто добрался до последней части повествования -- и замолчал. Конец эпоса был прекрасен, но трагичен: наконец-то соединившись, герои погибли -- взорвались светом, едва коснувшись друг друга, и от их союза родилась звезда Ало, выполняющая для Ио роль солнца. И все равно Айто решил, что о смерти не стоит рассказывать Шайни в такой момент.
       -- Что ты замолчал? -- простонала она. -- Говори!
       -- Лучше ты говори, -- попросил Айто по совету Опо. -- Опиши, что ты чувствуешь.
       -- Что я чувствую... О! Теперь совсем другое... Меня больше не разрывает на части... -- сдавленным голосом говорила Шайни. -- Я знаю это ощущение! Индийский солнечный ожог. Слава Богу! О...
       -- Шайни, тебе лучше?! Что это за ожог?
       Она заговорила быстро, быстро, стараясь успеть, пока не накатила новая волна:
       -- Когда ребенок начинает высовываться наружу он растягивает кожу это вызывает жжение оно и называется образно индийский солнечный ожог... Ммм!
       -- Тебе снова больно, Шайни? -- с тревогой спросил Айто.
       -- Теперь уже... по-другому... дальше я не боюсь... знаю, как будет... что делать... не говори больше -- я сама!
       И действительно, человеческая природа взяла свое. Шайни вновь обрела контроль над своим телом, успокоилась, сосредоточилась, и, хотя никогда не была в этой ситуации со стороны рождающей, прекрасно справилась с трудной задачей. Даже чуждый орган, доставивший ей, вместе со счастьем, столько мучений, теперь повел себя хорошо: сам, точно живой, вылез из нее сразу вслед за ребенком. Шайни тихо смеялась сквозь слезы, слушая, точно дивную музыку, плач своего дитя.
       Тело ее, получившее вторую молодость и полное сил, с честью выдержало тяжелое испытание. А сердце Шайни, доброе и сострадающее, любящее и мужественное, почему-то не омолодилось вместе с ним. Хотя, может, дело было и не в этом, просто иногда даже для молодых роды оказываются слишком сильным переживанием.
       Шайни повернулась, чтобы достать до ребенка, взяла его подмышки и подняла над собой, любуясь сама и показывая Айто. Она осмотрела его сначала обычным взглядом, потом ясным. Крупный красный мальчик, активный, подвижный, ничем ни внешне, ни внутренне не отличающийся от земных детей!
       Сердце Шайни зашлось от радости -- и не выдержало. Руки ее разжались, ребенок упал на нее, стукнулся головой о ее лоб и заплакал еще громче.
       -- Шайни! Любимая!! Очнись!!! -- кричал Айто.
       Но ответом ему был лишь пронзительный детский плач. Шайни замолчала навсегда. Неземной изумрудный огонек медленно гаснул в остановившихся глазах.

       Приборы, следившие за состоянием мозга Шайни, выли тревогу. Но никто не поднимался с мест, чтобы выключить их. Иби, Опо и Лоо удерживали неутешного Айто.
       -- Она умерла! Родитель, она умерла! -- рыдал он, тряся Лоо за плечи.
       -- Айто, возьми себя в руки. Разве ты не знаешь, что смерти нет? -- увещевал Опо. -- Ты же помнишь, что мы находимся в бесконечном движении по шару Вселенной, исчезаем и возникаем вновь. Она не умерла, но спит. В положенный срок она родится снова.
       -- Она не верила в это! -- всхлипнул Айто.
       -- Родной мой, это не имеет значения! -- возразил Лоо. -- Законы природы существуют независимо от того, верим мы в них или нет. Они работают, и в следующем жизненном цикле ты снова встретишь свою Шайни, вот увидишь.
       Айто собирался что-то ответить, и вдруг Иби крикнул:
       -- Смотрите!
       Все обернулись к экрану и только тогда осознали, что громкий звук из динамиков -- это уже не вой сирен, а плач младенца. На экране, секунду назад черном и безжизненном, снова появилось изображение спальни Шайни, только расплывчатое, черно-белое и перевернутое. Лоо бросился крутить ручки настройки, но ничего не изменилось.
       -- Шайни?! -- позвал Айто.
       Плач на секунду прекратился, потом раздался с новой силой.
       -- Это ребенок! -- догадался Опо. -- Нити эргоэфира теперь ведут к нему. Видимо, земные дети не с рождения обладают нормальным зрением.
       Айто вытер глаза, подсел ближе к монитору.
       -- Сыночек! -- дрожащим голосом произнес он. -- Не плачь, я спою тебе колыбельную...

Глава семнадцатая

Счастье и горе, с неба, у моря

       Слезы катились из глаз Эльги нескончаемым соленым потоком. Она не всхлипывала, не сотрясалась в рыданиях, а молча глядела широко открытыми глазами в никуда и истекала слезами. Она словно не чувствовала, как Юлий гладит ее по голове и спине, не слышала его ласковых слов. Ничто на Земле не могло разубедить ее в том, что она, Эльга Хайдарова, -- самый несчастный человек в мире.
       И у нее были основания так думать. Все худшее, что только могло случиться с мусульманской девушкой, как раз и произошло с ней. Поддавшись обаянию старшекурсника, она отдала ему свою невинность, уже этим сделав себя преступницей перед строгим законом, а потом он настолько подавил ее волю, что заставил ее погубить еще до рождения плод их греха. А теперь она -- образованный человек, дипломированный специалист, но больше не женщина. Мерзавца-красавца и след простыл, а ей нет смысла возвращаться в Азербайджан, потому что там от нее отвернутся даже родные. Женщина, не сумевшая сберечь свою честь, да еще и бесплодная, никому там не нужна.
       Некуда было ей податься и здесь. Не сегодня -- завтра ей прикажут выселяться из общежития, и что тогда? Замечательно, конечно, что Юлий любит ее и поклялся не оставить в беде, да что он может?! Сам нищий художник, мастерской своей не имеет, живет с родителями и сестрой в двухкомнатной квартире. Как же он приведет туда еще и ее? Да там все на уши встанут -- и так, мол, тесно, не продохнуть!..
       -- Эля, прошу тебя, успокойся, -- в который раз повторял Юлий. -- Мы обязательно что-нибудь придумаем!
       -- Да что тут думать, Ю! Сколько ни думай, дом на пустом месте не вырастет, и деньги с неба не упадут.
       -- С неба не упадут, согласен. Но есть шанс, что они все же появятся!
       -- Ты все время надеешься. И каждый раз остаешься ни с чем.
       -- Что ж делать, если искусство сейчас никого не волнует... Но послушай! Вчера я был в галерее и видел, как некий иностранец, явно толстосум, присматривается к моей "Победе".
       -- Ю, ты что! Ты же говорил, что ни за что не продашь ее!
       -- Говорил. А теперь для меня есть нечто более важное, чем эта работа: ты! Люди всегда важнее вещей, а картина -- в конце концов, всего лишь вещь. Если этот добрый дядя готов купить "Победу", я постараюсь заломить такую цену, чтобы денег хватило нам с тобой на эмиграцию в Канаду.
       -- Ой, ты прожектер!.. И здесь мы никому не нужны, что ж нам в Канаде-то делать!
       -- Во-первых, нужны. Круглые сутки по радио твердят: эмиграция в Канаду! Телефон -- миллион!.. Все уши прожужжали. А во-вторых, я недавно сидел в библиотеке и узнал через интернет, что в Монреале работает "Клиника Фортецки" -- там тебя обязательно вылечат!
       -- Джаным ("душа моя" -- азерб.), а ты можешь немножко представить, сколько там лечение стоит? Всей жизни не хватит собрать такую сумму.
       -- А мы обратимся к самой основательнице клиники. Правда, она давно отошла от дел, сейчас ей должно быть лет семьдесят -- но, когда она работала, то принимала всех нуждающихся в лечении, не спрашивая денег.
       -- Так то, когда она работала! А сейчас?
       -- А мы отыщем ее и попросим помочь. Она обязательно согласится! Да от твоих слез даже камень растает!!
       Он начал слизывать со щек Эльги слезинки, потом нежно поцеловал в распухшие губы. Она задрожала и приникла к нему. Он обхватил ее руками за талию и осторожно опустился с ней на песок пустынного пляжа. И когда руки его уже готовы были проникнуть под ее легкое платье, она случайно открыла глаза, глянула в небо -- и замерла. Почувствовав, как напряглось ее тело, Юлий проследил за ее взглядом. Сверху, заслоняя солнце, стремительно надвигалась черная громада.
       Эльга взвизгнула, Юлий вскочил и рванул ее на себя. И вовремя. Всего лишь в нескольких сантиметрах от них, подняв тучи песка и сотряся землю, тяжело приземлился двухэтажный дом без окон. Со стен и крыши его, точно он был раскаленным, с шипением испарилась блестящая пленка. Потом в торцевой стене открылась дверь.
       Откашлявшись, отряхнувшись и окончательно преодолев испуг, молодые люди услышали, что внутри дома плачет ребенок. Они переглянулись, крепко взялись за руки и вошли. Внутри они поняли, что плач доносится со второго этажа. Поднявшись, они увидели множество дверей по обе стороны лестницы.
       -- Ты направо, я налево -- так скорее найдем! -- решил Юлий.
       -- Джаным, а может, лучше не разделяться? Я боюсь, -- поежилась Эльга.
       -- Мне кажется, тут бояться нечего. Но, если что -- кричи громче, я прибегу.
       -- И откуда у тебя такая уверенность! -- пожала плечами Эльга и повернула направо.
       По очереди открывая двери, она обнаружила кухню, библиотеку, фруктовый сад. За следующей дверью была спальня. На кровати, размахивая ручками и ножками, заливался голодным плачем младенец. Его мать лежала рядом, синевато-бледная, с торчащими вверх растопыренными руками. Выражение безмерного счастья застыло на запрокинутом лице. Эльга с визгом вылетела в коридор. Юлий поспешил навстречу.
       -- Ю, она там! ТАМ!! Она мертвая! -- стучала зубами Эльга.
       -- Ну, все, все, успокойся. Зачем бояться мертвых? Они уже не могут причинить зла. Сиди тут, я схожу за ребенком.
       Он не появлялся так долго, что Эльга не на шутку встревожилась. Наконец, он снова вышел, крепко прижав к себе двумя руками завернутого в наволочку младенца. Тот извивался и сердито вопил. В зубах Юлий держал конверт из пакета, что был на шее мертвой.
       Эльга подбежала к нему, взяла у него ребенка. Малыш сразу успокоился и начал шарить по ней ручкой и губами, ища грудь. Юлий взял конверт в руку и, потрясая им, воскликнул:
       -- Эля, вот уж поистине -- есть Бог на небесах! Пойдем на воздух, я прочитаю тебе, что тут написано.
       -- А кто эта женщина?
       -- Идем, идем отсюда, я сейчас все расскажу.

Эпилог

       "...тяжелую утрату. По возвращении из многолетней экспедиции, в течение которой от нее не было никаких вестей, на территории России, на пляже в пригороде Санкт-Петербурга, была найдена мертвой выдающаяся ученая и врач, уникальный специалист по лечению бесплодия Шайни Фортецки. Тайна ее гибели пока не раскрыта. Уходя в экспедицию, госпожа Фортецки была пятидесяти трех лет от роду, а когда ее нашли, на вид ей можно было дать не более тридцати лет. Однако многие способы установления личности, в том числе генетическая экспертиза и процедура сличения снимков зубов, достоверно подтвердили, что тело принадлежит именно Шайни Фортецки.
       Перед смертью госпожа Фортецки произвела на свет сына. Каким образом это ей удалось, и кто был отцом мальчика, остается неизвестным. Согласно ее завещанию, право опеки над ребенком, а также большая часть состояния покойной, переданы молодому петербургскому художнику Юлию Золотникову. Он, вместе со своей невестой Эльгой, недавно ставшей его женой, и обнаружил тело госпожи Фортецки.
       Вся жизнь Шайни Фортецки была примером самоотверженного служения высоким идеалам милосердия и справедливости. Будучи сама лишенной дара материнства, она положила все свои силы, чтобы возвратить этот дар многим женщинам. Созданная ею в Монреале клиника продолжает это благородное дело. Даже в смерти своей госпожа Фортецки проявила великодушие, подарив счастье и богатство бедной бездетной семье".
       Юлий выключил телевизор и повернулся к Эльге:
       -- Вот так, по всей стране о нас рассказали! А?
       -- Да, теперь станем знаменитостями. Как бы нас не ограбили.
       -- Ну что ты сразу о плохом. Не каркай! Сходи лучше, посмотри, как там наш Ванечка.
       -- Сейчас. Ой, да его кормить пора! А он и не плачет. Удивительно спокойный ребенок!
       Эльга мягкими осторожными шагами вошла в детскую. Чудесный сын Шайни Фортецки сладко спал в своей кроватке. В ушах его звучала нежная колыбельная на воркующем языке планеты Ио.

21 декабря 2000 г.